Нина уставилась на Тони.
— Так ты думаешь, я продаю себя тебе? Боже мой!
Неужели ты считаешь меня такой женщиной?
— Я знаю, что ты именно такая женщина. — Сейчас его глаза превратились в две черные точки, из которых исходила холодная ярость. — Ты доказала это в Дублине.
— Я не прикоснусь к тебе, даже если ты останешься последним мужчиной на Земле! — прорычала Нина.
— Ну конечно, ты предпочитаешь что-то менее основательное, вроде Генри Нэймета. — Он рассмеялся, заметив, как Нина побледнела. — Нина, ты меня знаешь. Я люблю всегда держать руку на пульсе. Но я бы на твоем месте на него уже не рассчитывал.
Рот Тони перекосился в насмешливо-презрительной ухмылке. Нине стало нехорошо.
— Так ты рассказал ему, — наконец мрачно проговорила она.
— Конечно. С некоторыми подробностями, — легким тоном сообщил Тони. — Мы вообще долго болтали с ним по телефону, когда я был в Швейцарии. Люблю быть в хороших отношениях с сотрудниками.
Нина ничего не ответила. Она почти слышала, как и что он говорил Генри.
— Да, в общем, было жаль, он казался смущенным, ему нечего было сказать. Вы, американцы, способны быть такими благонравными…
— Да пошел ты к черту, ублюдок! — прошипела Нина; глаза ее наполнились слезами.
Тони потянулся, провел пальцем по ее подбородку.
— Но, ангел мой, у тебя есть я, и пока мы понимаем друг друга, я могу сделать твою жизнь очень приятной.
Нина грубо оттолкнула его.
— Да, мы понимаем друг друга. Я поняла, что ты за тип.
Я скорее буду трахаться с прокаженным сифилитиком.
— Я думаю, ты меня не понимаешь. Я же не прошу тебя — я говорю тебе. А иначе, — холодно заявил Кэрхейвен, — с тобой покончено. Тебя уволят. Ты нигде не найдешь работу, ни в одной фармацевтической компании, стоит мне только сказать словечко. Ты чужая в Британии. У тебя нет друзей и нет поддержки. Не думаю, что у тебя много друзей и в самой компании, Нина. Я бы даже сказал, ты очень непопулярна. Люди сочтут тебя просто очередной шлюхой, которая на этот раз еще и работала на меня и которую я просто уволю.
— Я понимаю. Я действительно все понимаю, — сказала Нина, на этот раз тише.
— Ну и хорошо. — Тони стал загибать пальцы, отмечая пункты с улыбкой, бесившей Нину. — Ты уволена.
Ты изгнана из страны. Тебе нечего предъявить за время, которое ты работала у нас. Пойдет слух о том, что ты не умеешь ладить с людьми. У тебя не будет даже скучного ученого типа, к которому ты могла бы побежать. Он тебя, моя прелесть, не так воспринял, а использованные вещи он не хочет.
Он поднял фужер с шампанским и протянул Нине.
— Иди, мы забудем обо всех неприятностях, и ты можешь устремиться вперед, навстречу очень приятной жизни и блестящему будущему.
Нина поколебалась секунду и взяла фужер.
— Ты ошибся насчет Дублина. Я не продавала себя.
Я использовала тебя ради того, что ты можешь для меня сделать.
— Ну вот видишь, Нина, мы так похожи. Мы две стороны одной медали.
Нина улыбнулась ему в ответ. И придвинулась ближе.
— Опять ошибаетесь, милорд, — сказала она.
Потом выплеснула шампанское ему в лицо и вышла из номера.
Глава 34
Звонок зазвонил как обычно — в шесть. Нина уже направлялась в ванную, когда поняла, что в этом нет необходимости. Ей сегодня не надо идти на работу.
Тем не менее она встала, приняла душ, надела костюм бежевого цвета, колготки от Вулворда и туфли без каблуков. В пятницу утром она не могла себя чувствовать уютно в джинсах.
Голова болела, но глаза были сухие. Она отплакалась в прошлую ночь. Тони больше нет, ее работа растаяла, как сигаретный дым. Генри тоже нет, и это хуже всего.
Она подумала: почему вдруг для нее так много значит этот человек? Глупо: несколько раз вместе поели, один раз в кино сходили и один раз любовью занялись. Сердце дало течь, а ей хотелось накрепко задраить люк. Не потому ли Нина поклялась себе не допускать больше ничего такого? Но Нэймет сумел пробраться в сердце, и теперь оно болело. Оно ныло так, как, думала Нина, никогда больше не будет ныть. Она не допустит.
Нина немножко подкрасилась. Не потому, что хотелось, а потому, что надо. Тони с удовольствием бы представил ее себе заплаканную, с покрасневшим носом, с мешками под глазами. Она ощущала опустошенность от горя и утраты, но не собиралась кричать об этом на каждом углу.
За окном солнце поднималось в нежно-голубое весеннее небо. Нина сделала себе кофе и выслушала по радио программу на день. Никогда по утрам ей не приходилось быть дома так долго. Нина посмотрела в кухонное окно и увидела пробивающиеся под забором крошечные цветочки. Крокусы, подснежники и пара желтых нарциссов. Она с удивлением уставилась на цветы. Откуда они взялись? У нее никогда не было времени на садик.
Ровно в девять утра Нина позвонила в «Дракон».
— Могу ли я поговорить с Анитой Керр из офиса Нины Рот?
— Минуту. — Пауза, и потом:
— У нас не значится такого офиса, мадам. Анита Керр переведена в другой отдел.
Боже мой, этот ублюдок работает быстро.
— Какой?
— Отдел ярлыков.
Нина почувствовала холодок под мышками. Ярлыки — это хуже, чем оказаться на улице. Аните придется проводить дни за двойной проверкой номеров — утомительнейшей работой. Этот отдел находится у черта на рогах, в Слау.
— Но она сейчас в недельном отпуске.
— Тогда отдел кадров. Мне надо договориться и забрать личные вещи.
— Простите, а с кем я говорю?
— Это Нина Рот, — как можно спокойнее ответила Нина.
В голосе девушки звучала не только насмешка, а что-то еще. Она точно знала, с кем говорит, но ей нравилось заставлять Нину пройти через унижение.
— Я сейчас выясню, сможет ли мистер Суини поговорить с вами. Не кладите трубку.
Нина ждала целых пять минут.
— Извините, но его нет на месте.
— Тогда его помощника.
— В отделе кадров нет никого. Не могли бы вы оставить сообщение?
Нина оставила номер своего телефона и положила трубку. Личные записи, бумаги по исследованиям, номера телефонов ученых, с которыми она имела дело, проекты, данные по конкурирующим компаниям — все там. Бесценный материал для начала новой работы. Но она решила подождать до ленча, когда Кит Суини позвонит ей. Это унижение гораздо более горькое, чем дикая слива. Она расхаживала по гостиной беспокойно, пытаясь ухватиться за что-то, за какую-нибудь мысль.
