Книга Выше неба - Рене Манфреди

Джек и Стюарт, Марвин и Грета, соседи, которые пришли с мисками и кастрюлями, – все они были внизу, Анна слышала их. Она никогда не понимала всех этих сборищ по поводу чьего-либо несчастья, скопления машин вокруг раненых. На протяжении двух недель после той ночи она не выходила из комнаты и, не считая легкой закуски и короткого сна, ни разу нормально не ела и не спала. Она вынесла чай и одеяло на балкон спальни. Вдалеке по берегу бегала черная собака, но даже с такого расстояния Анна видела, что она слишком маленькая и суматошная, чтобы быть собакой Флинн, которая пропала в ту ночь. К собаке подошел мужчина и кинул в воду теннисный мяч. Она посмотрела в сторону дома Виолетты и увидела дым, поднимающийся из трубы. Анна часто заходила к ней: в присутствии Виолетты она чувствовала себя уверенной и защищенной. Первый раз она зашла к ней через несколько дней после похорон Флинн, чтобы спросить, не видела ли соседка собаку. Они обыскали пляж, а в последующие дни всю округу. Виолетта развесила объявления по всему городу, не слишком беспокоясь, из-за упадка духа, об их размере и содержании. «ПРОПАЛ КРОШКА ИИСУС» – было написано в заголовке. Под текстом был дан телефонный номер Анны. У них не было ни одной фотографии собаки, поэтому читавший должен был полагаться на описание. Однако Виолетта часто просто забывала вставить его, а иногда это описание было настолько неопределенным, что даже невозможно было понять, что речь шла о собаке.

Анна получила несколько звонков от свихнувшихся на религиозной почве сумасшедших, большинство из них предлагали Анне помощь в нахождении ее личного спасителя, а не ньюфаундленда. Наконец, после одного раннего звонка, она вообще перестала подходить к телефону.

– Алло, Анна? – спросил тогда густой баритон. – Вы та женщина, которая ищет Крошку Иисуса?

Она ответила, что это она. Мужчина стал цитировать Евангелие от Иоанна, и, когда Анна перебила его, как и шестерых предыдущих, чтобы объяснить, что ищет пропавшего пса, мужчина начал ругаться.

– Ты шлюха, обреченная адскому огню, – сказал он. – Ты живешь в грехе и позволяешь тем, кто живет с тобой, совершать противоестественное. Бог забрал у тебя любимого и невинного.

Анна в сердцах бросила трубку, отключила телефон и рассмеялась, впервые за долгое время. Могло быть еще хуже. Флинн могла назвать собаку Элвис, и тогда звонили бы фанаты со всей страны.

Она повернулась, чтобы войти внутрь. Был уже ранний вечер, и Анна немного расслабилась. Только под покровом темноты могла она почувствовать что-то похожее на покой – и не столько даже покой, сколько тишину, которая, по сравнению с яростью и грустью, приходившими днем, была вполне достаточна для нее.

Она не спала по ночам. Когда дом, городок и весь мир спали, она играла на виолончели, читала журналы и со стаканчиком скотча до полуночи лежала в ванне. Если у нее получалось сосредоточиться на паре дешевых журналов и хотя бы час поиграть Брамса, она спокойно могла пережить остаток ночи. Обычно она держалась до конца и просто сидела на кровати и смотрела в одну точку, не замечая телевизора, слепо жужжащего перед ней.

Прикурив сигарету, Анна села к окну и стала наблюдать, как темнота закрывала последние проблески света. Уже слишком поздно идти к Виолетте, поздно для того, чтобы вытащить ее на поиски пропавшего животного. В любом случае, Виолетта была очень внимательна, когда выгуливала своих собак. Если бы Крошка Иисус был поблизости, ее собаки поняли бы это. Наступало самое тяжелое для Анны время суток – сумеречный час одиночества и страха. В последнее время все ее фантазии были сосредоточены на будущем своей внучки: окончание средней школы, колледж, друзья, которых завела бы Флинн. Ухажеры, свадьба Флинн, ее собственные дети. Это, а не вид мертвой девочки угнетало ее больше всего на похоронах Флинн. Все будущее Анны, казалось, стерлось, словно она уже была мертва.

В дверь постучали, и вошла Грета с подносом еды.

– Привет, – сказала Анна.

Подруга села на край кровати и взяла один из повествующих о кинозвездах журналов. Каждый вечер, после того как укладывала Лили, Грета приходила к ней в спальню. Иногда проходил час или два, прежде чем кто-то из них заводил разговор. Обычно Грета, когда чувствовала, что Анне не хочется разговаривать, читала или шила. Больше всего Анна ценила, что подруга не пыталась вытащить ее куда-либо, не настаивала на том, чтобы та поела, или, Боже упаси, не пыталась ее развеселить. Только однажды она дала Анне совет:

– Тебе стоит попытаться поплакать. Это поможет. Анна согласилась, но она боялась, что если начнет плакать, то уже никогда не сможет остановиться. Анна заглянула под фольгу на тарелке:

– Лазанья?

– Конечно, – сказала Грета и тихо рассмеялась. – Уже пятая на этой неделе.

– Везде еда скорби. – Анна снова накрыла еду. – У людей добрые намерения. Я действительно ценю это. Чем все занимаются внизу?

Грета подняла глаза:

– Джек организует стол и убирается. Марвин и Стюарт все еще висят на телефоне. Я думаю, звонят в Болонью.

– Удачно? – Анна развернула фольгу на тарелке, съела кусочек лазаньи и положила вилку. У Марвина было задание найти Поппи. Она знала, что для него это хорошо: хорошо иметь задание, которое отвлекает, по крайней мере, на час или два. Стюарт немного говорил по-итальянски, поэтому выступал как переводчик. – В любом случае, думаю, что она живет в Лондоне. Почему они звонят в Италию?

– Не знаю. Кто-то сказал им, что она там.

– Что же это такое? Как я родила такую дочь? Она настоящее несчастье. Почему Бог не внушил ей навестить дочку хотя бы однажды или хотя бы позвонить на Рождество или в день рождения? Почему она не дала ребенку хоть малейший повод ждать звонка и остаться в живых? Сучка. Я бы убила ее, если бы смогла. Я бы выстрелила ей прямо в сердце за то, что она сделала.