Несчастный Эди, который жил в искаженном мире, целыми днями тискал своих кроликов, иногда до смерти, и очень любил отрывать головки у цветов.
Ребенок любви. Можно со смеху умереть! Эди, солнечный лучик, который нахлебался мутной жижи из пруда, вдохнул утиный помет и стал идиотом. Мать всегда любила Эди, любила больше, чем ее, но недостаточно хорошо заботилась о своем любимце, «сердечке», как она его называла. Ее мать была виновата. Виновата в том, что Эди стал инвалидом. Виновата в том, что сделала Романо несчастным.
И она отняла у нее Антонио. Влезла между ними и отбила у нее любимого. Из зловредности, жадности и похоти.
Ее мать была потаскухой. Грязной шлюхой. Без представления о приличии, без морали и совести. И самое плохое: она умолчала о ее отце. Ни одной истории, ни одного смешного случая из жизни, ни одной фотографии… Ничто не напоминало о нем. Амадеусу пришлось умереть. А теперь еще и ее нерожденному ребенку. Сара была виновата. Во всем.
Сара была причиной несчастий этой семьи, значит, должна была заплатить за это. У Эльзы не осталось ни искорки любви, ни даже сочувствия к матери.
Она вдруг почувствовала противный горький привкус на языке. Она встала, взяла бутылку с водой и начала пить медленно, глоток за глотком.
Когда она допила, то уже знала, что будет делать.
Ярость и ненависть наполнили ее силой.
70
Через десять дней Эльза поехала в Монтефиеру. Она не была там с Рождества.
Сразу же после смерти Фрэнки приехал его брат из Новой Зеландии, забрал тело в Германию и похоронил в Берлине. Кроме него за гробом шли только Тим и Гунда, которая позаботилась о том, чтобы в часовне звучал «Маленький похоронный марш в до мажоре». Гроб опустили в землю, и Фрэнки, он же Амадеус, исчез из этого мира…
Первым делом Эльза вбежала в кухню и обняла Романо и Терезу, которые готовили ужин для траттории. Было приятно видеть, как обрадовался Романо ее неожиданному появлению.
– Как дела у Энцо? – спросила она.
– Хорошо. Собственно, очень хорошо. За исключением ревматизма, разумеется.
– Я рада. А он здесь?
– Нет. – Тереза криво улыбнулась. – Сидит в Амбре на пьяцце и треплется с такими же старыми болтунами, как он сам. А что нового в Сиене?
– Да ничего. Мне просто захотелось взглянуть на Эди.
– Он на улице, в своем укрытии.
Когда Эльза выходила, то чуть не налетела на мать, которая как раз собиралась войти в дом. Сара вспыхнула от радости.
– Эльза!
Она раскрыла – правда, несколько робко – объятия в надежде, что сможет обнять дочь, но Эльза хладнокровно прошла мимо.
Сара, опустив руки, некоторое время смотрела ей вслед, а потом молча пошла в дом.
Эди засиял, когда увидел Эльзу.
– Тра-ля-ля и гоп-са-са! – закричал он и подбросил кролика в воздух.
– Эй, Эди, как дела?
– Tutti paletti, – сказал Эди.
– Мне захотелось увидеть тебя. У нас есть немножко времени, чтобы поговорить. Как тебе моя идея?
– Прекрасно, пожалуйста, – ответил он, улыбаясь.
– Пойдем в комнату, здесь холодно.
Эди кивнул и с готовностью поднялся.
– Если ты старый – тебе холодно, – пробормотал он с всезнающим видом.
– Откуда у тебя это выражение? От мамы?
Эди покачал головой.
– От бабушки?
Эди кивнул и послушно пошел следом за сестрой.
Эльза уселась к Эди на кровать, запихнула карамельку ему в рот, обняла его и погладила по голове. Он прижался к ней и тихонько замурлыкал.
– Ты мой tesoro, мое сокровище, – шептала она. – У тебя есть кролики, а у меня есть ты. К сожалению, я не могу засунуть тебя под свой пуловер.
Эди забулькал от смеха.
– Сейчас ты уже не мой маленький брат, ты мой очень большой брат. Правильно?
– Правильно.
– Ты умный, и ты намного больше меня.
– Правильно.
– И у тебя намного больше сил, чем у меня.
– Правильно. Эди сильный – все может. – Он был чрезвычайно горд тем, что говорила Эльза.
– У меня есть для тебя задание, Эди, – сказала Эльза.
Эди посмотрел на нее, и восторга у него поубавилось.
– Дождевой червяк?
– Нет.
Прошло уже два года с тех пор, как Эди в последний раз по ее приказу съел дождевого червяка. Эльза не хотела больше заниматься такими делами.
– Намного большая задача. Намного труднее. Но очень-очень хорошая.
– Ага!
Эди принялся подпрыгивать на кровати, которая угрожающе застонала и заскрипела.
– Задача, которую может решить только Эди. Эльза – нет. Потому что Эди намного сильнее и больше Эльзы, но такой же умный.
Эди кивнул с важным видом. Он был такого же мнения. – Но для этого Эди нужно много учиться и много тренироваться. Хочешь?
– Tutti paletti.
– Ну и прекрасно! Я буду приезжать каждую неделю, может быть, два раза в неделю, и мы будем говорить с тобой, играть и тренироваться, пока Эди не будет знать все. Да?
– Tutti paletti.
– Хорошо. Начнем сегодня или в следующий раз?
– Начинать! – взвизгнул Эдди, поднял свои толстые руки, как будто собирался помолиться, и от восторга захлопал в ладоши. Пальцы у него были как каменные, и он бил твердыми, словно кость, ладонями друг о друга.
– Хорошо, Эди. Ты помнишь Рождество, когда умер твой кролик?
– Не повредит – уже похоронен, – сказал Эди, и вид у него был совсем не печальный.
– Точно. Ты похоронил своего кролика, чтобы он мог попасть в рай для кроликов. А как там, в раю для кроликов?
– Прекрасно.
– Лучше, чем на земле?
– Намного лучше.
– А теперь кролик счастлив?
– Да, да, да! – обрадовался Эди. – Очень-очень-очень хорошо.
– Правильно. Ты все прекрасно запомнил. А можно попасть в рай для кроликов, если быть просто закопанным, Эди?
Эди покачал головой. Так резко, словно пытался стряхнуть жука, который ползал у него по голове.
– Почему нет, Эди?
– Должен быть мертвым. Мертв, как хлеб. Тогда в рай.
– Точно. Боже, какой у меня хитрый большой брат? – Она поцеловала его в щеку, снова запихнула ему в рот карамельку и начала гладить его по животу, что Эди воспринимал с огромным удовольствием. – Ты почти все понял. Мне уже нечему учить тебя. Это фантастика!
