Беспокойство Питтмана все возрастало. Он с трудом подавил желание броситься назад, вскочить в машину и как можно быстрее бежать из поместья. Но тут же стал себя успокаивать. У Гэбла была возможность уничтожить его. Это легко сделал бы снайпер, когда Питтман поднимался по ступеням террасы.
«План, — подумал он. — Я должен придерживаться нашего плана. Я не могу больше скрываться. Все мои возможности практически исчерпаны. Это последний шанс».
— Вам известны мои условия, — произнес Питтман.
— Да. Теперь выслушайте мои. — На тонких губах Гэбла появилось некое подобие улыбки. — Проходите, пожалуйста.
Питтман переступил порог и почувствовал, как на висках от напряжения вздулись вены.
7
Пока Гэбл закрывал дверь, Питтман успел заметить, что стены и потолок отделаны различными породами тропических деревьев, включая черное и тиковое. Освещение казалось чересчур ярким, хотя источники света видны не были. Жара стояла невыносимая. Проходя по выложенному каменными плитами коридору, Питтман заметил на термостате двадцать семь градусов по Цельсию. Слишком много даже для холодного зимнего дня, не говоря уже о теплом апрельском деньке. Гэбл от своей немощи все время зябнет, подумал Питтман. И видит неважно. Поэтому такой яркий свет. К чувствам страха и опасности примешалась жалость. Но он подавил ее, уверенный, что опытный дипломат сумеет использовать каждую его слабость. Скорее всего, яркий свет и жара — часть хорошо продуманной мизансцены, необходимой Гэблу для давления на собеседника.
Двигаясь по вестибюлю влево, в ту сторону, куда жестом указал Гэбл, Питтман прислушивался к шаркающей походке старика. Открытая дверь вела в просторную комнату. Из огромных, от пола до потолка окон виднелись пруды у подножия холма и песчаные ловушки поля для гольфа.
В комнате находились двое мужчин. Один старик с ввалившимися щеками и аккуратно подстриженными седыми усами нервно ерзал на краю дивана. На нем была темная тройка, почти такая же, как у Гэбла. Ямочка на подбородке с годами стала еще заметнее. Питтман сразу его узнал. Это был Уинстон Слоан — второй из оставшихся в живых «Больших советников».
Другой мужчина, лет тридцати, стоявший посреди комнаты, был высок и широкоплеч, с короткой стрижкой, подчеркивавшей решительное выражение лица. Костюм его не выглядел таким безупречным, как у Гэбла и Слоана. Слишком широкий пиджак, слева под рукавом заметная выпуклость. Питтман вгляделся в здоровяка. Где же он его видел? И тут до него дошло, что этот тип был среди тех, кто напал вчера вечером на дом миссис Пейдж.
Питтман повернулся к Гэблу:
— Я полагал, мы будем одни.
— Но в переговорах должны принимать участие все заинтересованные лица. Надо ли представлять моего коллегу Уинстона Слоана?
Слоан попытался привстать.
— Нет необходимости, — ответил Питтман.
Гэбл указал на второго мужчину:
— Мой помощник, мистер Уэбли.
Питтман кивнул, притворившись, будто видит его впервые.
— Уверен, вы не станете возражать, если мистер Уэбли совершит некоторые акции, связанные с проблемой безопасности, — продолжал Гэбл.
Поначалу Питтман не понял, о чем идет речь, но затем, догадавшись, спросил:
— Иными словами, вы хотите, чтобы этот тип меня обыскал?
— Мы пришли сюда с открытой душой. В оружии нет никакой необходимости.
— Но ваш помощник, я вижу, вооружен?
Уэбли прищурился.
— Ношение оружия входит в круг его обязанностей. Надеюсь, это не создаст нам проблем.
Питтман поднял руки.
Уэбли взял что-то со стоящего позади него кресла и подошел к Питтману. Это оказался портативный металлоискатель. Уэбли принялся им орудовать, и, когда диск опустился вдоль спины к поясу, раздался писк. Уэбли запустил руку под пиджак Питтмана и извлек кольт.
Гэбл поцокал языком и произнес укоризненно:
— О каком доверии может идти речь, если вы явились с пистолетом?
— Сила привычки. В последнюю неделю я только и делаю, что обороняюсь.
— Надеюсь, уже к вечеру оружие вам не понадобится.
— Всей душой разделяю вашу надежду.
Уэбли продолжал орудовать металлоискателем. Прибор пропищал еще несколько раз.
— Ключи и монеты. Пряжка ремня. Ручка, — коротко бросил Уэбли.
— Проверьте ручку. И хорошенько посмотрите, нет ли у нашего гостя с собой микрофона.
Уэбли закончил обыск и отрапортовал:
— Все в норме.
— Прекрасно. Присаживайтесь, мистер Питтман. Приступим к обсуждению вашего предложения.
— Не вижу в этом смысла, — вмешался Уинстон Слоан. — Проще всего позвонить в полицию и засадить этого типа в тюрьму за убийство Джонатана Миллгейта.
— Неделю назад это было бы возможно, — ответил Гэбл. — Мы, собственно, на том и сошлись тогда. — Он откашлялся и обратился к Питтману: — Как вы могли догадаться, мы собирались свалить на вас вину за то, что сделали сами. В вас идеально сочетались давняя вражда к Миллгейту и склонность к самоубийству. Лучшего кандидата просто не найти. Никто не поверил бы вашим оправданиям, да и доказательств у вас никаких не было. И вообще, какие оправдания, какая тюрьма? Вас прихлопнули бы, не дав рот раскрыть.
— Тот тип в моей квартире?
Гэбл кивнул и пояснил:
— Он дожидался вашего возвращения вместо полицейского, которого мы подкупили.
Слоан покраснел, явно встревоженный.
— Не болтай лишнего.
— Не имеет значения, — возразил Гэбл. — В создавшейся ситуации откровенность прежде всего. Не так ли, мистер Питтман?
— Разумеется. Без откровенности не найти выхода из создавшегося положения.
— Это уж точно.
— Одного понять не могу, — продолжал Питтман. — Зачем было возлагать на кого-то вину за смерть Джонатана Миллгейта? Тяжелобольного старика, державшегося на одном кислороде. Отключили бы систему жизнеобеспечения, а после того, как наступит смерть, подключили бы снова. И вам не потребовался бы козел отпущения. Все выглядело бы совершенно естественно.
— Я так и намеревался, — заявил Слоан, став из красного темно-багровым.
— И вы были правы, — сказал Гэбл. — Но только вначале. Вспомните, джентльмены, как развивались события. Джонатан, чем хуже становилось его здоровье, тем больше боялся смерти. Последние несколько лет стал заигрывать с церковью. Появился священник. Отец Дэндридж. Отвратительный тип. Не знаю, что у них были за отношения. Этот поп преследовал нас в течение всей вьетнамской войны. Устраивал демонстрации, пресс-конференции, критикуя каждый наш шаг во Вьетнаме. Потом вынудил Джонатана отойти от политики. Вмешивался в его деятельность как члена правительства. И вдруг спустя двадцать лет Джонатан делает его своим личным духовником.
