стать Эвану ровней, а он — он отвоевал меня у магии, у призрака, что мог утащить меня в небытие, и у людской недоброй толпы.
Его спина под моими ладонями была горяча, а губы на моих губах нежны и мягки. Я касалась их, жаждая его поцелуи, как живительного глотка воды.
Эван запустив руки в мои волосы, привлекая меня к себе, хмелея от своей сбывшейся любви и страсти.
Он жаждал меня так, словно умрет, разорванный и развеянный ветром, если не возьмет меня тотчас же.
Он двигался вкрадчиво и осторожно. Его ладони скользили по моему телу, освобождая меня от тонкой, невесомой ткани сорочки, добираясь до теплого тела. Он касался кончиками пальцев моей зарозовевшей кожи, вырисовывая узоры, и потом повторял их поцелуями. Его губы оставляли теплые мягкие следы на моем лице, на моих подрагивающих губах, на шее, на часто вздымающейся груди.
За окном мел снег, а нам было жарко от горящей в сердцах страсти и любви.
Золотые сполохи огня в камине раскрашивали мягким теплыми бликами наши лица, сверкали в глазах, золотили волосы. Мои, светлые, как солнечные люди, и его, черные, как ночь.
Эван стащил с меня рубашку, бросил ее на пол. Я порывисто приникла к нему, обхватила его плечи, привлекла к себе, томя его сладкими поцелуями, такими же нетерпеливыми и страстными, как его поцелуи.
Горящие от страсти тела прижались друг к другу, руки любовно сплелись. Я чувствовала себя обласканной. Каждая клеточка моего тела, каждая частичка естества была живой и любимой.
Эван осторожно устроился меж моими разведенным коленями, и я обняла его ногами, желая слиться с ним в единое целое. Прижаться крепко, хотя, казалось, уже невозможно было быть ближе.
Его нежное проникновение выбило стон из моей груди, а губы Эвана стерли, заглушили его.
Эван двигался мягко, лаская меня всем своим телом, то прижимаясь, то отстраняясь. И я с нетерпеливой дрожью следовала за ним, не желая отдаляться от него ни на миг. Быть всегда с ним, сплетясь в любви.
Догорающий огонь поливал его кожу золотым светом, очерчивая каждую напряженную мышцу, рисовал прекрасную картину страсти на его теле, путался в черных волосах Эвана.
Золото этого жаркого огня плавилось в глазах и сверкало в каждой капле пота, выступившего на его лбу. Золото укрывало тонким теплым покрывалом наши сплетенные тела, его напряженную спину и мои бесстыдно вскинутые колени.
Расплавленным золотом наливались красные борозды, что я со стонами проводила ногтями на коже Эвана.
Любовная игра расцвечивалась стонами, сплетающимися в воздухе в нежную песню.
Я то затихала, прислушиваясь к своему блаженству, то вскрикивала, когда ласка становилась остра и нестерпима.
И тогда Эван укрощал меня, удерживая, а я дрожала всем телом, утопая в наслаждении и чувствуя его прекрасную власть над собой.
Золотой свет огня впитывался в нашу кожу и проливался в кровь огненным наслаждением, до криков, до неистовых жадных движений, до белой звездной пыли, сверкающей под дрожащими закрытыми веками. До полного растворения друг в друге. До пресыщения.
Он уничтожил меня, прежнюю, и создал новую — любимую, юную, прекрасную, любящую и верящую. Да разве и могло быть иначе после этой ночи? После того, как звезды бросались мне в лицо, а дух отлетал к небесам от невероятного блаженства?
Я была исцелована вся. Приходя в себя, вздрагивая, я лежала рядом с Эваном, бережно накрытая одеялом, прижатая к его груди, где быстро и сильно билось сердце. Я чуть касалась подушечками пальцев его исцелованных, чуть припухших губ, и он блаженно закрывал глаза.
А мне все казалось, что его губы целуют, повторяя изгибы моей поясницы, а ладони жадно сжимают мои бедра и бессовестно скользят меж стыдливо сжатых ног…
— Сколько времени тебе нужно, чтобы пошить свадебное платье? — спросил Эван. — Только обещай, что оно будет не из зеленого бархата. Не люблю отчего-то этот цвет.
Я рассмеялась.
— Это Бибби тебе наябедничала? — укоризненно спросила я. Он чуть мотнул головой — нет. — Есть ли в этом мире вещи, о которых ты не знаешь?
— Есть, — ответил он. — Темные мысли, как уголки темной, неосвещенной комнаты, мне неведомы. Но такие мысли хорошо освещаются инквизиторским пламенем. А ты… в тебе нет тьмы. Ты вся как на ладони. И все твои помыслы мне видны и понятны. Кажется, ты загадывала себе знатного жениха и платье из серебряной парчи? Вот пусть так и будет.
— О, Эван! — вскричала я и уселась в постели. Взлохмаченная, горячая, раскрасневшаяся. И обеспокоенная. — А как же моя «Алая маска»?! Открытие?! Сам король обещал прийти! Через пять дней!
— Ну, если обещал, значит, придет, — беспечно ответил Эван. — Это очень добрый знак. Очень. Кстати. Подметь, с какой ноги он войдет. Если с левой, то вели за ним подмести и пыль ссыпь под окна. Не будет защиты от злых глаз вернее, чем эта.
— А если с правой? — с тревогой спросила я.
Глаза Эвана смеялись.
— Если с правой, — таинственно протянул он, щуря хитрые глаза, словно довольный сытый кот, — то не подметай…
— Эван!..
—…это будет означать, что скоро ты разбогатеешь безмерно.
— Мы разбогатеем, — деловито поправила его я. Он вдруг расхохотался во все горло:
— Мари?! Ты уже придумала, как заставить его шагнуть с правой ноги?! Так скоро?!
Я лишь пожала плечами.
— А что тут сложного? Просто предложу ему надеть поверх его красивых туфель, например, меховые тапочки. Чтоб не испачкаться. И первым подам правый. Только и всего.
Эван хохотал во все горло.
Так громко, что за стеной перестала храпеть Ханна и, обеспокоенно сбившись со счета, перевернулась на другой бок и начала считать снова.
— Ну, а после — свадьба, — отсмеявшись, сказал Эван.
***
В день открытия в «Алой Маске» было людно.
Может оттого, что волшебные стейки теперь были доступны всем и каждому, кто в
