Ребекка, и ничего не предпринимать по этому поводу.
Черт возьми. Будь проклято все до последнего кусочка.
Потому что теперь я смотрю не только на темного ангела-мстителя.
Я смотрю на героя, от которого мое сердце наполняется гордостью, а моя любовь становится глубже, чем я считала возможным. Вот кто он такой. Он такой благородный, каким я всегда его представляла — нет, даже больше.
Он хочет защитить этих детей.
Учитывая, как опыт участия в культе сформировал его жизнь — как это преследует его, — кто я такая, чтобы мешать ему делать то, что должно быть сделано?
— Эй. — Он притягивает мое лицо ближе. Насыщенная синева его глаз завораживает настолько, что я почти теряюсь в них. — Ты все еще со мной, верно? Ты не уйдешь. Правда?
— Рен…
— Правда? — спрашивает он сквозь стиснутые зубы. Что бы он сделал или сказал, если бы я ушла? — Ты отказываешься от своего слова?
— Нет. Нет, не отказываюсь. Я совсем не это имею в виду.
Я делаю паузу, глубоко вздыхаю, придавая тому, что последует дальше, тот вес, которого оно заслуживает.
— Я никогда не уйду от тебя. Никогда не откажусь от своего слова. Я с тобой до конца.
— Несмотря ни на что?
Надежда в его голосе делает его почти похожим на маленького мальчика. То, как она светится на его лице. Я почти могу представить его маленьким ребенком, втянутым в извращенные игры, в которые играли эти люди. У него не было ни единого шанса, бедняжка.
Так много других людей могут переживать то же самое прямо сейчас. Много других маленьких мальчиков и девочек, которые однажды могут носить в себе призраки того, что они пережили.
Я не могу его подвести.
Более того, я не могу позволить ему пройти через это в одиночку.
— Несмотря ни на что, — соглашаюсь я и говорю это каждым ударом своего сердца.
— Хорошо. — Его лицо, кажется, преображается, когда он улыбается. Я бы сделала все, чтобы он всегда был таким счастливым. Сияющим.
— Сегодня утром Ривер предоставил мне дополнительную информацию. Мы готовы приступить к следующему этапу.
Я киваю, выдавив улыбку, которая вряд ли может выглядеть искренней.
Он так взволнован, полон возбуждающей энергии, сомневаюсь, что он это замечает.
— Черт. — К моему удивлению, он поднимает руку и принюхивается, комично сморщив нос. — Мне нужно в душ. Прости, что тебе приходится быть рядом со мной, когда я в таком состоянии. Когда мы погружаемся в наши планы, я как будто забываю обо всем остальном.
— Я заметила. — Либо я очень хорошо скрываю свое раздражение на Ривера, либо он слишком занят, кипя от возбуждения, чтобы понять это. — Тебе повезло, что я здесь, и могу позаботиться о тебе..
— О, я так и знал. — Он улыбается мне, и я не могу не купаться в тепле и сиянии его любви. Если бы только я могла отвратить его от этой безумной идеи. Почему меня недостаточно, чтобы заставить его понять, чем он рискует?
— Тогда тащи свою вонючую задницу в душ. — Я игриво подталкиваю его в сторону ванной, смеясь, прежде чем повернуться к столу. Вид закрытого ноутбука заставляет меня нахмуриться. Хотела бы я знать, как связаться с Ривером. Я верю, что у нас двоих могла бы получиться приятная, информативная беседа.
У меня на уме не ноутбук и не Ривер, когда мой взгляд перемещается на несколько дюймов влево, где лежит телефон Рена.
Сколько раз я наблюдала, как он засовывает телефон в карман, и жалела, что не была чуть менее осторожна? Он никогда не оставляет его где попало. У меня не было возможности сделать хоть что-то, чтобы успокоить свою семью и развеять страхи, с которыми, я знаю, им приходится бороться.
Теперь на кону стоит нечто большее. Безопасность Рена, его жизнь. Возможно, он идет головой вперед на собственную казнь, и ничего из того, что я скажу или сделаю, не заставит его передумать. Он избрал этот курс. Он почти обезумел от возбуждения.
Сейчас, как никогда, мне нужен совет. Мне нужна помощь. Мне нужен мой брат.
И другого шанса, возможно, никогда не представится.
Поглядывая одним глазом на закрытую дверь ванной, мое сердце колотится, как молоток, я сжимаю телефон в пальцах, радуясь, что он не заблокирован. Это новый телефон, одноразовый, но Кью годами сохраняет один и тот же номер. Я знаю его наизусть и набираю, пока у меня не сдали нервы.
— Алло?
Недоверчивый лай моего брата снова вызывает у меня слезы на глазах. Я и представить не могла, что так соскучилась по нему; когда его голос вызывает в памяти его лицо в четких деталях, комок в моем горле угрожает задушить меня.
— Квинтон? Квинтон? — шепчу я, поднося руку ко рту, чтобы приглушить звук.
— Скар? О черт, это ты? С тобой все в порядке? Где ты? Ты все еще у Рена? Он причинил тебе боль? — Я почти уверена, что все это произносится на одном дыхании, его вопросы почти накладываются друг на друга.
— Я в порядке. Правда.
— Аспен рассказала мне о вас двоих, — объявляет он, и это ложится мне на уши свинцовой тяжестью. — Почему ты не поговорила со мной?
Мое сердце сжимается, и волна жара — жара предательства — угрожает опалить мои внутренности, прежде чем разум успокоит меня. Конечно, она бы так и сделала. Я уверена, как только они узнали, что Рен забрал меня, она призналась в нашем разговоре. Возможно, это был способ убедить Кью, что ему не о чем беспокоиться, что Рен никогда бы не причинил мне вреда. Что я хотела бы быть с ним.
— Она тебе рассказала?
— Я знаю, что она нарушила свое обещание никому не рассказывать, но ты должна понять, что мы сходили с ума. Мама была безутешна, папа буквально собирался пойти на убийство, и я был прямо за ним. Аспен сказала нам это только для того, чтобы мы успокоились.
— Наши люди искали вас повсюду, — продолжает он, его слова по-прежнему торопливы. — Папа работал день и ночь, обзванивая полицейские участки, чтобы убедиться, что мы первыми узнаем о чем-то необычном. Он на грани. Это чудо, что он еще никого не убил из-за отсутствия достойной информации.
— А мама… все еще вне себя, — добавляет он, и из его тирады немного исчезает тревога. — Ее невозможно утешить, как бы мы ни старались.
В этом нет ничего нового. Неудивительно. Она уже потеряла Аделу, а теперь и меня нет. Я никогда не просила Рена похищать меня, так почему же сокрушительный груз огромной
