вода — платно, а хорошие еда и вода — и того дороже. Учебные пособия стоят денег — впрочем, у церковников, занимавших отдельное здание в общем комплексе, книга-то была всего одна, названная главной, а вот что делали остальные ученики… Брали в долг, вероятно — услуга была широко представлена в качестве официальной, пусть и не навязываемой прямо. Только в залог нагло требуют жизнь, пусть и не обременяют займ процентом и дают хорошую отсрочку. Как Филипп видел, многие соглашались — у тех же будущих магов пять золотых на поступление уже потрачены, отбивать их все равно придется, а в планах на эту самую жизнь, по молодости, еще сотни желтоватых кругляшей…
Деловой подход устроителей отчасти обескураживал, а отчасти вызывал равнодушие у Филиппа — не его надежды спотыкались о чужую жадность, не его представления и фантазии подвергались надлому о суровую реальность.
Тем не менее, комнату себе и достойную еду Филипп оплатил наличной монетой, вызвав зависть, одобрение и оценивающие взгляды — смотря кто из сотни юных церковников смотрел на него в тот момент. Храмов в Короне было много, служки требовались всегда, а наличие дара не проверялось, хватало грамотности вместе с рекомендательным письмом — но пусть поступление и было бесплатным, золото для нормальной жизни было просто необходимо. Впрочем, многих выручали подработки — что здесь, что вне стен.
Филипп криво ухмыльнулся, заметив, что слишком вживается в местные проблемы. Ему, в общем-то, все на руку — тот же дед, привыкший к бесплатным библиотекам привычных академий, будет изрядно разочарован ценой за доступ в книгохранилище. О каких поисках может быть речь, если картотеки показывают за отдельные деньги — а там всего-то название и автор, с полным пренебрежением к содержимому. Перебирать книгу за книгой, покладисто оплачивая по серебрушке за аренду каждой? Воистину, потребуются огромные средства и немалое время. А за это время может случиться всякое.
Фил в очередной раз удержался, чтобы не привалиться к грубоватой стене наклонного коридора, винтом спускавшегося в подвальные помещения третьего корпуса. Оперся бы, в самом деле — от стены веяло теплом: где-то за ней кипятили огромные чаны с водой, а по замурованным трубам горячий пар шел мимо лекториев. Но на стенку уже оперлась девчонка-сокурсница, щебечущая что-то наивно-романтичное, глядя на его профиль. Вета, кажется — так ее звали. Симпатичная, к слову — вон прядка светлых волос выбивается из-под черного капюшона. Формы лица — правильные, глаза — темно-зеленые, с искоркой ранней весны.
А что за твоей красотой? Филипп посмотрел влево и вбок скорее устало, чем цинично. Ум там был, за изящным лбом — тот житейский, который подсказывает закрепить за собой интересного неофита. Интуиция — в полной мере, вместе с наблюдательностью. Фил не сорил деньгами — отдельный закуток могли позволить себе многие, а черная безразмерная хламида на плечах, выданная в первый день, так и продолжала лежать у него на плечах неуклюжей и не подшитой. Зачарованная им же ткань грела и не пускала сквозняки — но кому это видно? Длинные рукава скрывали содержимое ладоней — так кто об этом мог задуматься? Многие вели себя куда менее скромно, открыто щеголяя в богатых одеждах и хвастаясь связями во внешнем мире. А подавляющее большинство первым же делом сшило на заказ форменную черную мантию — по мерке, из хорошей ткани, демонстрируя достаток. Словом, были цели поинтереснее.
Зато Филиппа выделяли лекторы — иногда все занятие и состояло из диалога между почтенным преподавателем и неофитом в скромных одеждах. Ведь вопросы веры — дискуссионны и требуют обсуждения перед истовым принятием, чтобы свободно пересказать это пастве. Вернее, надо было деятельно согласиться со сказанным — или же, как Филипп, поднять руку… Как оказалось, ораторское искусство тут совершенно не практиковалось, а способность процитировать главную книгу с любого места, трактуя в свою пользу — нагоняла на уважаемого оппонента изрядную робость. Ведь нельзя спорить с изначально верным…
Бедный и счастливый мир, не знакомый с опасностью двойных трактовок священных текстов и не ведавший кровавой резни из-за ереси, в которую сваливались целые провинции. Или же — успевший все это позабыть?
На всякий случай, Фил был скромен и не старался делать выводов из своих ответов, отдавая инициативу лектору — Фил просто произносил священный текст, пусть и каждый раз к месту.
С какого-то момента лекторы перестали задавать ему вопросы при людях, приглашая на чай обсудить вопросы теологии в узком кругу — куда, разумеется, Филипп являлся вовремя, не забыв с собой дорогие подарки и слова лести.
А там и кружок образовался по интересам — из людей, которые начали сомневаться в правильности существующего положения дел — пока еще робко, с легким возмущением к собственным словам, которые были столь сладки после произнесения вслух… Последовали приглашения духовных авторитетов и властных сановников для участия в дискуссии — близких знакомых лекторов, разумеется, которые не станут болтать. Но которым тоже понравились некоторые идеи, произнесенные скромным юношей из темноты дальнего угла. Или это были их собственные мысли? — как же иногда сложно разобраться… То ли еще будет.
Словом, одна смышленая девица сопоставила образование, скромность, определенный достаток — и усомнилась в деревенском происхождении Филиппа. Тут тоже верили в замаскированных принцев — или светлейших, не желающих афишировать свой статус. Поэтому девчонка трется рядом с ним, имея на него планы. Фил считал это справедливым, поступая точно так же.
Где-то в низу коридора громко хлопнула дверь, заставив парня встрепенуться и внимательно прислушаться к поступи шагов.
— … ты меня совсем не слушаешь!.. — мило и чуть разочарованно проворчала сокурсница.
— Подожди, — поднял Филипп ладонь и чуть повернул голову к коридору.
Поступь тяжелая, обремененная грузом. Значит, информатор не соврал. Филипп прикармливал пару-тройку ребят, намеками сообщая, что ему может быть интересно — и те охотно приносили слухи, а то и самостоятельно выслеживали нужных ему людей. Поймают — будет легко отречься.
— Слышишь?.. — перейдя на шепот, изобразил он тревогу.
— Что?.. — так же тихо спросила девчонка.
— Это дверь в подвал кукольников. Идет кто-то. — Филипп встал рядом с ней, касаясь плечом и приобнимая за локоток.
В интимное прикосновение были вложены быстрое дыхание и слегка сжатая рука на болевой точке. А тишина и подступающие шаги вогнали сокурсницу в так нужное Филиппу чувство тревоги и страха.
— Слышу, — нервно сглотнула Вета, замерев. — Может, пойдем отсюда?
— Говорят, там проводятся ужасные ритуалы и таинства, — быстрым шепотом произнес Филипп на ушко, нагнетая
