и призыва демона. Начальник Восточного города господин Сенмут попытался дать Гормери взятку своим поместьем в Ахетатоне. Не самым большим, как подозревал дознаватель, но все же подарок более чем щедрый. За это, как понял столичный писец из ухмылок и намеков, бывших непременным сопровождением такого вот действия, он должен закрыть глаза на присутствие в деле об организации Луны самого Сенмута, а также ряда его ближайших друзей и родственников. Гормери и так не собирался предъявлять им всем обвинение — доказательств на них практически нет, одни лишь рассказы свидетелей, которые занимают куда более низкое положение в городе. И вряд ли их слова против слов таких важных людей будут иметь вес. Нет, чтобы снять с должности начальника города, который собирает щедрые налоги в пользу царя, а уж тем более осудить его за предательство нужны не доказательства его вины, а желание самого царя. Или кого-то сильного при дворе. Тут даже влияния Анхатона недостаточно. Но Гормери при разговоре с Сенмутом один на один все равно сделал суровое лицо и заявил, что взяток и подачек он не принимает, ибо честен и дорожит своим местом. Что совершенно не соответствовало действительности. Дознавателей, которые пренебрегают собственной выгодой в расследовании ни в одном кебнете не любят. И стараются поскорее от таких избавиться. Ведь известна же истина, что у писца должен быть личный интерес делать хорошо свою работу. А какой интерес в том, чтобы ничего не получить за труды? Разумеется к настоящим преступникам это не относится. Злодеев они ловят и наказывают. Ворам, убийцам или заговорщикам не откупиться подачками. Но вот свидетели, соучастники, сочувствующие, которые находятся в любом деле — это как раз те самые плодоносящие деревья, которые не зазорно хорошенько потрясти.
Однако в этот раз Гормери стоял на своем, к великому удивлению начальника города. И когда господин Сенмут уже совсем было утвердился во мнении, что из столицы прислали дознавателя явно ненормального, он усмехнулся и заявил:
— Впрочем, я попрошу вас об одной странной услуге. Это касается дочери начальника отрядов маджоев Маху горожанки Тамит…
По всем правилам в кандалах в Ахетатон должна была уплыть и дочь ювелира Хепу прекрасная Неферет. Но она то ли на самом деле лишилась большей части своего Ка и ничего не помнила, либо умело такое разыгрывала, но наказывать ее было не за что. Признаний в содеянном она дать не могла. Или сильно не хотела. Гормери она так же не узнала и лишь смотрела на него печальными глазами, словно он приснился ей в размытом и груснтом сне. А кроме того, предприимчивый Хепу в тот же день, как узнал о событиях в подземелье послал с гонцом письмо начальнику царской сокровищницы, в котором умолял пощадить его дочь, и намекал, что если такого не случится он перестанет изготовлять украшения для царского двора. И плевать ему на последствия. Ответ пришел через два дня. И в письме за подписью визиря царства было строжайше запрещено вести следствие против Неферет. Так что пришлось ее оставить на попечении отца. А жаль. Ведь на самом деле именно она все и затеяла.
Это она пришла к Бекет-Атону с идеей вызвать демона. Тогда, год назад старик руководил тайным обществом молодых заговорщиков, пел песни в храме и ни о чем более серьезном не помышлял. Неферет долго его обрабатывала, а также других организаторов общества Луны — Хорит и Хапусенеба. Сначала они смеялись, полагая что девица начиталась древних трактатов, сетовали на слишком хорошее образование, которое дают девочкам в Школе супруг бога. Ведь именно там Неферет изучила язык предков. Но однажды она продемонстрировала, как работает заклинание, для этого ей пришлось убить собаку. И она саморучно заколола животное на глазах у изумленных старших. А после смогла призвать демона на несколько судьбоносных минут. Дальше все закрутилось. Они практиковали призыв все чаще и чаще, и в конце концов, демон стал потихоньку забирать себе тело и Ка Неферет.
А когда организаторы общества захотели большего, получить демона в свое пользование, они уговорили ее практиковать призыв постоянно. Поэтому она и ушла из дома, переселившись в подземный храм. Странно, что она никак не предупредила своего отца, который конечно забил тревогу. Возможно демону, который слишком часто существовал в теле девушки было все равно, что подумает и предпримет ювелир. Скорее всего он даже не подозревал, что тот может сильно ему помешать. Но как бы там ни было, заговорщики слишком поздно спохватились, когда Гормери уже прибыл в Уадж. И поначалу они решили, что достаточно просто предоставить ему живую и невредимую Неферет, чтобы он убрался восвояси. Поэтому они и разыграли историю о похищении. Вот только с демоном что-то пошло не так. По идее Неферет должна была мягко подтолкнуть Гормери уехать, пообещав, что она последует за ним. И ей даже удалось заставить демона подыгрывать, поставить писцу условие, запугать опасностью для Тамит. Однако у демона, как оказалось, на столичного гостя появились свои планы. Почему тварь выбрала именно его, Гормери так и не понял. А тут еще Тамит все испортила заговорщикам. Забралась в самое их логово. И в итоге с ее помощью дознаватель и Анхатон их раскрыли.
Тамит принимала активное участи в следственных действиях, участвовала в допросах, задавала дельные вопросы. Как будто действительно давно служила маджоем. Гормери не переставал удивляться, наблюдая за ней. И все больше убеждался, что услуга, которую обещал оказать начальник восточного города ему взамен взятки — правильное решение.
И все же сразу после шумных праздников Ренепет, которые оказались для них буднями настолько, что они даже ни одного парада лодок не видели, а ведь их десять дней подряд по городу катали, Гормери понял, что ему пора возвращаться в столицу.
Река уже заметно разлилась, затопив набережные и даже некоторые храмы. Причалы Восточного города перенесли на площадь храма Ипет-Сут, которая теперь превратилась в непролазную топь.
Анхатон решил задержаться в Уадже до конца Разлива. Честно говоря, Гормери облегченно выдохнул, когда узнал об этом. Не хотелось четыре дня плыть с его свитой, слушать песни, смотреть танцы. Не то настроение. Со вчерашнего дня его накрыла странная щемящая грусть. И в конце концов он признался себе, что уже тоскует по этому непонятному, неудобному, странному и обветшалому, но почему-то ставшему ему родным городу. В чем тут причина, он не знал. А гадать не хотел. И почему-то казалось, что теперь в Ахетатоне он будет чувствовать себя чужим.
Стоя на палубе, он махал своим новым друзьям: Тамит
