Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
Наступила напряженная тишина.
Охрименко с трудом сдержал подступающее к горлу радостное волнение. В его планы не входило выказывать сразу свои чувства.
— России нет! — громко сказал он. — Нет России, похоронили ее, а за покойников и пить нечего!
Возчики словно сразу протрезвели. Лица их стали бледными. Холодными, недоверчивыми глазами они смотрели на Охрименко.
А он стоял с кружкой в руке, сощурив глаза, выпрямившись, и чувствовал, как в коленях его возникает противная мелкая дрожь.
«Шутка-то шуткой, — подумал он, — а за сердце хватает».
Напряженную тишину снова нарушил Сидор.
— А куда же она девалась, Россия? Что это тебе — пуговка, что ли? — мрачно спросил он.
— Была и нету. Немцу покорилась Россия, — ответил Охрименко все тем же громким, твердым голосом.
И вдруг чернобородый Климыч с размаху грохнул по дубовому столу своим большим кулаком так, что посуда подпрыгнула.
Все вздрогнули.
— Есть Россия! — крикнул Климыч. — Не покорилась она! Была, есть и будет Россия!
В глазах Охрименко заблестели радостные огоньки. Сдерживая себя, он как можно спокойнее ответил чернобородому:
— Не спорю, Климыч, может, Россия и есть, но людей русских нет, вывелись. Под фашистами смирнехонько ходят…
— Брешешь! — прервал его глухим криком Поликарп. — Брешешь, черт лысый! Нализался и несешь околесицу. Русские люди не выведутся. Не бывать тому… — закончил он, тяжело дыша.
— Точно? — спросил его Охрименко.
— Точно!
— Мы тебе что, не русские люди?… — проговорил плечистый белобрысый возчик.
— Тогда предлагаю выпить за русских людей, за Россию! — Охрименко, улыбаясь, высоко поднял руку с кружкой.
Костров посмотрел на сидящего против него бледного Рузметова и с усилием глотнул воздух.
— За советскую власть! — выкрикнул Афонька.
Снежко вскочил с места, и голос его прогремел, как труба:
— За любимую партию предлагаю выпить!
Все поднялись, точно по команде.
— Тише… Тише… — остановил кто-то.
— Что тише? — огрызнулся Сидор. — Громче! За Россию! За Сталина!
— Правильно! За советскую власть!
Климыч опешил. Взявшись обеими руками за ворот рубахи, он с силой рванул его.
— Что же это такое? Кто вы есть такие? — вопросил он сидящего рядом деда Макуху.
— Русские мы, советские люди мы, — лукаво подмигнул дед. — И дело свое знаем, будь покоен!
Климыч внезапно повалился головой на руки и как-то страшно захрипел, вздрагивая всем своим могучим телом.
— Сынка… Сынка… — прорывалось у него сквозь рыдания.
— Сына у него, Мишутку, эсэсы недавно шомполами до смерти засекли, — доверительным шепотом сообщил Макухе Сидор. — Вот он и мучается. Один был у него сынок.
— За что засекли? — нахмурившись, спросил Макуха.
— Партизанам в лес харчишки таскал, а они выследили и изловили…
— И сам партизаном был? — продолжал интересоваться дед.
— Куда ему там! — вмешался в разговор Поликарп. — Пятнадцать годков всего мальчонке… А вот смотри, видишь? — Он быстро поднял рубаху, обнажая грудь. — Видишь?
На груди возчика краснели широкие рубцы.
— Гитлеровцы — собаки. Штыком… — Поликарп заскрежетал зубами и опустил рубаху. — Думал, подохну, ан нет — выжил. А кабы не эти раны, думаешь, я тут бы с вами дрова колол? И все одно уйду, дай только подкрепиться маленько, пусть легкое заживет.
— Куда уйдешь? — усмехнулся Макуха.
— В лес.
— Зачем?
Поликарп внимательно поглядел в глаза старика, как бы решая, можно ли ему довериться, и сказал:
— К партизанам.
Дед Макуха расхохотался.
— Чего ржешь? — настороженно спросил Поликарп.
Макуха умолк и, обняв Поликарпа за плечи, серьезно проговорил:
— Ладно, не ищи партизан, я тебя сам сведу к ним, только подай сигнал, когда нужно.
— Ой, брешешь, старик?… — сказал с недоверием Поликарп.
— Ей-богу…
Климыч уже успокоился. Он смущенно оглядел всех, выпил остатки самогона и снова повеселел.
— Где этот боров толстобрюхий упрятался? — прогремел он басом. — Вот бы ему сейчас всыпать горячих под самую завязку. Староста! Пусть бы знал, как на немцев работать, Ишь, сволочуга!…
— Я вот тебя этой коряжиной огрею, — подал голос из-за печки Полищук и подошел с увесистой дубиной к столу. — Тогда разберемся, кто на кого работает.
— Свой парень, не замай, — сказал кто-то из партизан.
— Таких бы да побольше, — добавил другой.
Климыч недоуменно тряхнул головой, шумно вздохнул.
Сидор залез на нары, подобрал под себя ноги и запел тоненьким, неверным голосом пьяную песню.
— Сидор! Черт окаянный! Уймись! А не то я тебе на людях выволочку устрою, — пригрозил Климыч.
— Кто он, мужик этот, Сидор? — допытывался дед Макуха у своего соседа.
— Хороший мужик, — заверил Поликарп. — Человек верный. Вот только молоть языком любит.
В среду в полдень, прежде чем грузить дрова, партизаны стали укладывать на дно саней винтовки, автоматы, гранаты. Только тогда возчики окончательно поняли, с кем они имеют дело. До этого, по признанию Климыча, они принимали партизан за жителей окрестных деревень, мобилизованных и согнанных в леспромхоз на бесплатную работу.
— Значит, неспроста все затеяно? — поинтересовался Климыч.
— Определенно неспроста, — ответил Рузметов. — Дело будет жаркое. А твои не подведут?
— Что ты, сынок! Ни в жизнь… Я вот только дивлюсь: среди вас молодых мало — раз-два и обчелся. Как же это так?
— А где ты теперь встретишь молодых возчиков? — лукаво спросил Рузметов.
— Оно, пожалуй, верно. Хитры вы, ребята!…
— В нужный момент и молодые появятся. Ну, поехали!
Обоз вытянулся вдоль улицы. На каждых санях сидел возчик, а на передних пристроился и леспромхозовский полицай.
Солнце светило ярко, приветливо, его горячие лучи напоминали о том, что весна уже не за горами.
10
Звездной морозной ночью обоз с дровами остановился у железных ворот бывшей психиатрической больницы.
Пар от дыхания людей и вспотевших лошадей туманным облаком висит над обозом. Партизаны притихли. Они зорко вглядываются в ночной мрак. Лошади пофыркивают, потряхивают головами.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
