убить. А на твари почти нет таких мест. Лишь когда сердце случайно подходит близко к шкуре, тогда чую, куда надо стрелять. Только шкура прочная, стрела уходит неглубоко. И хотя я дважды царапнул сердца, но пробить не смог. Надо копьем или секирой.
— Уже не надо. Она скоро и так сгорит.
Со стороны села до нас донеслись возмущенные крики и брань, и мы побежали туда. Энок заметно хромал. Я придерживал больную руку, чтоб она не так сильно тряслась.
— Что? Сгорела?
Из разрушенного дома поднимались густые клубы дыма, даже огня не видать. Росомаха отпрыгнул от пролома на месте двери, и там показалось черное пятно. Тварь! Она сбегает?
Гвоздь и Крюк подобранными где-то бревнами заталкивали тварь обратно, но та вдруг оттолкнулась, перепрыгнула их и шлепнулась, как огромная черная лепешка. Шкура у ней выглядела целехонькой, даже не обуглилась. Замерла, а потом потянулась к Гвоздю, вцепившись десятком лап в его бревно. Тот сразу бросил ствол и отбежал подальше.
— Как? Она же горела! — недоуменно спросил я.
Рысь, который все время смотрел на тварь сверху, крикнул:
— Она поначалу корчилась, визжала, а потом как выплюнет жижу, да прям со всех сторон. Так огонь и потушила. Зато усохла чуток.
Я глянул на тварь. Если она и усохла, то прям совсем чуток, ведра на три-четыре, но ведь в ней не одна бочка этой жижи. Сколько ж нам ее палить придется, прежде чем убьем?
— Держи ее! — крикнул Росомаха.
Росомаха? Он сам встал перед тварью, а рядом Гвоздь, Пес и Клык. И я впервые увидел их боевую мощь. Они секли, рубили и кромсали черную упругую плоть так, что та не успевала излечиваться, густая жижа то и дело выплескивалась наружу, пятная землю и кольчуги хирдманов. Тварь попятилась, потом отрастила несколько лап и засеменила назад быстрее, тогда Росомаха ускорился и размашистыми ударами отсек две конечности. Те отвалились и растеклись в небольшие лужицы.
Бом! Альрик треснул несильно меня по голове.
— Они ее не удержат. Нужен дар Энока! — сказал он.
— Но как? Он же еле на ногах стоит. Да и не пробивают стрелы, ты же слышал!
Бдыщь. Еще один подзатыльник по шлему.
— Дурень. Твой дар… он же стягивает все дары. Как быстрее пробудить его? Думай!
— Стена щитов? — неуверенно сказал я.
Альрик тут же закричал:
— Делаем стену щитов. Нужно перекрыть путь твари!
— Так мы щиты не взяли, — растерянно сказал Трудюр.
— Сколько есть! Один — Каю.
Это была самая нелепая стена щитов, в которой я стоял. Нашли всего четыре щита, один нацепили мне на левую руку, правая так и висела бессильно, по бокам стояли Эгиль, Простодушный и Альрик также со щитами, а рядом с ними другие ульверы, которых я ощущал в стае. И мы поперли на тварь.
Росомаха отступил, не понимая, что мы хотим сделать. Толку от стены щитов против твари?
— Гоните ее к нам! — приказал Альрик.
Эти четверо снова принялись сечь и рубить тварь, и та поползла к нам. Я стоял с одним лишь щитом и чувствовал себя полным дурнем. Что мы делаем? Щиты? Я даже ударить не смогу. Стая? Энок ранен, у меня сломан топор, бесполезный Магнус ни разу не поднял меч и не ударил ни одну тварь. Даже измененного убить было легче, хотя бы понятнее, как это сделать. А тут… Сердца? Поди, еще доковыряйся до них.
И еще кое-что… Я не хотел быть лишь даром в стае, я хотел стоять рядом с ульверами и разделять с ними раж битвы, боль от ран и радость победы. Я же понимал, о чем думает Альрик: пробудить во мне дар и отставить в сторону. Но разве это то же, что быть в стае?
— Стая! — взревел вдруг Простодушный.
— Стая! — откликнулись ульверы.
— Ау-у-у-у, — взвыл Энок сзади.
И первый же толчок в груди пробудил дар. Хитроумные сволочи!
Я мгновенно охватил всех хирдманов, ощутил их ярость, боль и гнев. Они злились на тварь, злились, что не могли ее убить, злились, что от новеньких пока толку было больше, чем от нас, от ульверов. Издалека пришла волна радости. Тулле! Он слышал нас, чуял нас и помнил о нас.
Еще один толчок, и я собрал стаю, сковал в единую цепь, собрал в кулак. Ощутил, как резко зачесались сломанные кости, как руки наливались могучей силой, тело полегчало. Хорошо, хоть Трудюров дар не проснулся, наверное, потому что баб рядом не было.
Так и не столкнувшись с тварью, стена щитов рассыпалась. Мы ждали. Не все ульверы знали, чего ждут, но через стаю они будто что-то понимали или чуяли. Вепрь поднял тяжелый бродэкс. Альрик тоже был наготове, он мечом точно достанет до сердца. Херлиф отбежал к другому боку твари. Дударь запрыгнул на сарай и направил острие меча вниз, готовясь ударить. Рысь спокойно оглядывал тварь, не сводя с нее глаз. Только эти хирдманы могли достать до сердца, у них было подходящее оружие и сила равная или выше восьмой руны. Семирунные не прорезали шкуру даже на ладонь вглубь.
Тварь замерла, впервые за долгое время не получая удары. Но если она не двигается, то не двигаются и ее сердца.
— Эй, подколите ее. Пусть ползет куда-нибудь! — крикнул я.
И Росомаха со своими дружками снова набросились на тварь. Мы же стояли.
Вдруг что-то мелькнуло. Мой взгляд приковало к себе одно ничем не примечательное место на теле твари. И тут бродэкс Вепря с хлюпанием вошел в него по самое топорище.
От оглушительного визга твари перед глазами всё поплыло. Я видел лишь мутные всполохи черной туши, дергания и всплески. Что-то сбило меня с ног, я повалился прямо на изувеченную руку и взвыл. Вепрь? Я знал, что это Вепрь, толком не видел, зато чуял через стаю. И боль билась не только в руке, но и в животе. Чужом животе. В Вепревом. Я спихнул с себя тяжелое тело, с трудом выпрямился, тряхнул головой, приходя в чувство. И увидел, что кольца спереди Вепревой кольчуги растрескались и лопнули.
Опасно! Я ухватил Вепря за руку и прыгнул в сторону, едва успев сойти с пути твари. Та бесновалась, визжала и билась, как раненый тунец, вытащенный на берег. Ее тело бурлило точно каша в котелке, взметались и оседали лапы, шипы, бугры… Жуть!
Подбежал Бритт, схватил Вепря и потащил его к частоколу, подальше отсюда. Каким-то чудом я еще держал дар, потому знал, что помимо Вепря тварь подбила еще двоих, но не так серьезно.
Тварь всё не успокаивалась. От ее визга болели зубы
