Книга Ужасное сияние - Мэй Платт

Энди скривился.

— И вообще, он разрезал тебя заживо, причинил боль…

— Дана, я ему позволил. Даже приказал.

— Он хотел этого.

— Всякое познание берёт свое начало в насилии. Ребёнок отрывает ноги муравью и крылья бабочке не из жестокости, а из стремления понять, как устроено чужое тело. Так или иначе приходится переступать через боль. Уж мы-то знаем, — Энди прикрыл глаза, а потом, словно что-то решив, активировал дополнительный вызов на своём костыле-дроне. Искорёженное лицо Сорена не придёт в норму за несколько часов, но есть в мире кое-что получше несовершенных клеток и живых тел.

В белизне «короба», последнего уровня Башни Анзе, Энди ощущал какое-то невероятное спокойствие. Он прошёл очередной цикл мутации, ближайшие пару недель он будет абсолютно здоров, до следующей фазы, и…

— Ты хотела о чём-то рассказать, — напомнил он сестре.

Дана смешалась: порой Энди замечал за ней подобное, когда она словно бы забывала слова, понятия или координаты пространства. Точка А, плоскость АБСД, третье измерение наталкивается на четвёртое, они ударяются друг о друга, словно бильярдные шары. Энди всякий раз тянуло обнять и успокоить её: всё хорошо, не волнуйся, я рядом. Даже если ты забудешь всё, включая собственное имя, я рядом; помогу тебе — сожжёшь ли ты меня до костей, до пепла, заставишь ли возродиться из собственного скелета, я помогу тебе.

— Рассказать, — неуверенно повторила за ним Дана и вскинула голову, обернулась по сторонам, словно ища подсказку. Энди следил за направлением её взгляда: сначала обугленные останки дронов, похожие на настоящих раздавленных насекомых, потом Сорен, зависший между небом и землёй в заботливых лапках «водомерок». К водомеркам присоединился ещё один дрон, белый в тёмно-серую крапинку сенсорных панелей и похожий на перепелиное яйцо. Энди просканировал лицо Сорена, достроил кривые и направляющие, наложил сетку. Бионический протез обычно делали несколько дней, но у Хозяина были свои способы, особый ускоренный доступ.

Дана всё ещё медлила с ответом. Больше ничего в крохотной комнате не было, только белые стены и белый пол. И её собственное зелёно-синеватое свечение, вспыхивающее, как нервная синусоида альфа-активности мозга.

— Я… не совсем уверена, что это было. Или будет?

Она подняла голову и вдруг закричала, как от невыносимой боли. Энди невольно закрыл лицо предплечьем — выплеск раскалённого магнитара разредил пространство.

— Дана!

— Они… их больше одного. Одной? Я запуталась. Я думала, что всё получится так, как мы хотели.

— Дана, это прошлое.

Энди вздохнул. Она до сих пор себя чувствовала виноватой — не то чтобы он не анализировал неопределённость Гейзенберга всех возможных исходов, но он давно предпочитал не ходить с камнем на шее; ему хватало боли физической, ответственности за живых, а не за мёртвых.

— Дана, это уже случилось.

— Нет, — её глаза почему-то вспыхнули оранжевым, переметнувшись к спектру красных карликов. Вероятно, это означало холод. — Это в прошлом и будущем. Он, — Дана указала на Сорена, — тоже понял… как иронично.

— Зато я — нет. Что случилось?

— Источники света. Их двое, они оба в Лакосе, возможно, в ещё не разрушенном Лакосе.

Энди не переспрашивал. Иногда парадоксы календаря были вроде детских загадок: почему мёртвый младенец переходит дорогу? Потому что сидит в курице.

Его сестра была безумием, «цветами вне пространства» и космическим ужасом, если угодно. Энди всё равно подошёл ближе, чтобы обнять магнитар, ионный вихрь, парадокс Шрёдингера, аномалию квантовой дизрупции.

Именно это она изобрела, не так ли? Дизрупция — разрыв между временем и пространством. Разделение, которое они несколько десятков лет использовали прямо по самым утопическим прогнозам, во благо человечества. Разделение миров, которое привело в их собственный мир аладов, мутации, выжрало три четверти биосферы и обрубило со всех сторон обитаемый мир.

— Я понял, — сказал Энди.

В его объятиях Дана больше не обжигала, зато мелькала и мигала, как готовая перегореть люминесцентная лампа древней модели. Сейчас таких и не осталось.

— Там что-то происходит, Энди. Я не могу контролировать и не могу… дотянуться. Это похоже на самое начало. Тебе нужно торопиться.

Он кивнул.

«Тебе».

Его бросило в жар, за которым последовала лёгкая тошнота — не того рода, какая возникает от несвежей пищи, но от излишнего волнения. Энди удивился: он не мог вспомнить, когда действительно тревожился; должно быть, трансформированные в корпускулярно-волновой дуализм чувства Даны передались ему, словно некая болезнь, от которой страдали оба в разной форме.

Водомерки работали с лицом Сорена. Бионическая нижняя челюсть будет ему непривычна; фактически новое лицо. Дана всё же перестаралась, а с ним предстоит не самый простой разговор.

— Оставь всё мне. Я справлюсь.

— Тебе нужно торопиться.

— Знаю.

Энди улыбнулся.

Его Башня и та часть собственной разделённой личности, что принадлежит всемогущему Энси-Хозяину, доложит обо всех тайнах Объединённых Полисов Ме-Лем и Пологих Земель. При желании он может заглянуть под драную юбку любой дикарке. На сей раз даже ограничен круг поисков.

Лакос. Некая точка бифуркации, в которой всё рухнуло, а теперь замыкалось снова, как в уравнении с последним неустановленным неизвестным.

— Я буду ждать, — сказала Дана.

Энди почудилось: она отводит взгляд — так было, много лет назад, когда она скрывала плохую оценку в школе, а потом делилась шоколадкой и просила помочь выгородить перед родителями. Она надеялась на его дипломатические способности лет с пяти или шести.

Вот этот самый несчастный умоляющий взгляд. Впрочем, сложно сказать о существе без настоящих глаз и лица.

Сквозь полузабытьё Сорен видел этих двоих. Они были похожи — действительно близнецы Мальморы, прямо как в книгах по истории; неважно, что женщина без капли крови и плоти, из одного света, а Энди выглядит лет на десять старше, к тому же тучен и тяжеловесно-массивен, вроде какого-то реликтового животного — мамонта, например. В обоих ощущалось нечто символичное, если бы Сорен верил в какие-нибудь сверхъестественные сущности — непременно внял бы гласу с небес.

Инанна. Энси. Владыки мира сего.

У него не было лица, голоса, рта, ничего, чтобы смеяться — или кричать.

Дроны восстанавливали его, и эти двое, близнецы, переговаривались так, словно Сорен вообще стал каким-то ещё одним дроном из арсенала Башни, неодушевлённым предметом. Впрочем, согласился тот сам с собой, разве он не превратил Энди в груду мяса, жира, костей и внутренностей? Тот повторял: я приказал ему сделать это, но Сорен даже не мог подтвердить, ткнуть женщину из света в правду. Кому она, правда, нужна, в конце концов? Справедливость не очень-то привлекательна.

«Идите к чёрту, вот что».

Сорен позволил себе отключиться, потому что дроны ремонтировали уже его собственное тело.

«Делайте, что хотите».

Когда он следующий раз открыл