ни единого гребаного слова. С меня хватит твоего дерьма.
— Люцифер… пожалуйста… позволь мне… о-объяснить… — я едва выговорила слова, когда он крепче сжал меня.
— Меня не волнуют твои объяснения. Все, что я знаю, это то, что я, как идиот, отдал свое сердце предательнице, гребаной шлюхе и убийце. Аид мог поджечь дом, но это ты убила их, из-за тебя женщина потеряла мужа. Она овдовела из-за тебя. Ты не только убила их, — он наклонился ближе, раздувая ноздри, — но и меня тоже. — Он хихикнул, касаясь носом моей щеки, в то время как мне становилось все труднее дышать с каждой проходящей секундой. — Но ты ведь этого хотела, верно? Должен сказать, Ангел, ты играла действительно хорошо. Но сейчас ситуация изменится. На этот раз любовь закончилась, и теперь началась война. Ты вынудила меня выпустить дьявола, что ж, тебе это удалось. Будь готова упасть. Потому что теперь пришло время принести в жертву королеву.
— Люцифер… не делай этого…
Он закатил глаза.
— Твой голос действительно действует мне на нервы. У меня есть хороший способ заткнуть это.
Из ниоткуда я почувствовала укол иглы в свою шею. Через секунду, все мое тело онемело и ослабло. Все мое тело стало похожим на желе, а зрение затуманилось.
Он с силой оттолкнул меня, и все же я не почувствовала никакой боли, когда приземлилась на пол. Последнее, что я увидела, — это Люцифер, откинувшийся назад, положивший правую ногу на противоположное колено и делающий глоток из стакана, его глаза смотрели на меня без каких-либо признаков раскаяния или беспокойства. Мои глаза и тело отключаются, когда меня окутала тьма.
ГЛАВА 25
Любовь опустошена, но полна сил; повреждена, но все еще достойна.
ЛЮЦИФЕР
Я опустился на колени перед ее бесчувственным телом. Выбившаяся прядь волос коснулась ее щеки и губы, когда я заправил ее за ухо. Кто бы мог подумать, что темнота могла быть такой прекрасной?
Она — новая тьма в моей жизни.
Тьма, замаскированная под святую, с губами грешницы.
Она ангел, но под ее красотой скрывался обман и опасность.
Ее предательство изменило меня за один день. Она вернула дьявола, которого потеряла из-за своей вероломной любви.
— Франко! — я позвал его по имени, и через несколько секунд он вошел в комнату.
— Она…? — спросил он.
Я покачал головой.
— Пока нет. Отведи нашу пленницу туда, где ей самое место. Сделай так, чтобы ее крики и мольбы не достигли моих ушей.
Я встал, откинулся на спинку стула и налил себе выпить, наблюдая, как охранники подняли ее и унесли из комнаты.
Положив ногу на колено, я смотрел на огонь, пил золотистую жидкости, чувствуя, как сладость обжигала горло. Мне нужно нечто большее, чем просто ожог.
Я жаждал чего-то более мрачного. Больше боли. Больше разбитых сердец. Больше повреждений.
Тяжелые шаги дали мне знать о прибытии Франко, который встал рядом со мной.
— Мы его уже поймали? — спросил я, потягивая из своего бокала.
— Да, сэр. Нам подождать вас в номере?
— Нет. Приведи его сюда, — потребовал я.
Аид хотел, чтобы битва была жестокой, что ж, он ее получил. Всеми правдами и неправдами его поражение предрешено.
Несколько мгновений спустя в комнате раздались приглушенные стоны и хрюканье мужчины. Двое охранников бросили окровавленное тело мужчины к моим ногам. Его рубашка была разорвана, открывая татуировку черного волка на спине и феникса на левом запястье, которую он, должно быть, получил, когда давал клятву служить Аиду до последнего вздоха. Несмотря на то, что было трудно разыскать подходящего человека моего брата, для меня нет ничего невозможного.
— Наконец-то, мистер Ромеро Сентинео. Для меня большая честь познакомиться с питомцем моего брата.
Я поставил стакан и слегка присела упершись локтями в колени.
Он повернул лицо, чтобы посмотреть на меня, одарив меня своим свирепым взглядом.
— Давайте перейдем к делу, хорошо?
Я кивнул Франко, чтобы он резко снял скотч с его окровавленного рта. Он не дрогнул, но его пристальный взгляд впился в мою кожу. Как собака к хозяину.
— Это вы подожгли дом престарелых?
— Иди в задницу.
Я выгнул бровь.
— Поверь мне, ты не хочешь меня разозлить. Я и близко не стою рядом с твоим Капо. Потрать мое время и посмотри, что получится. Это был ты или нет?
Его ноздри раздулись от ярости, прежде чем он плюнул мне под ноги. В тот же миг один из моих людей сильно ударил его по лицу, почти рассекая кожу на щеке, которая уже кровоточила.
Я вздохнул, взял со стола телефон и позвонил по видео одному из своих людей. На первом же гудке он ответил, показывая мне четкое видео, на котором женщина и ребенок привязаны к стульям с носовыми платками во рту. Они оба вспотели и хрипло дышали, и я отчетливо увидел за милю, как в их глазах застыл испуг. Поворачивая телефон, я показал экран этому ублюдку, наслаждаясь видом его расширяющихся от крайнего шока глаз.
— Что…нет! Ты, блядь, не посмеешь!
Он корчился на полу, прежде чем Франко надавил ногой ему на щеку, удерживая его на полу, сводя к минимуму его попытки.
Я откинулся на спинку стула с самодовольной улыбкой.
— Я спрашиваю тебя в последний раз. Это был ты или нет?
— Не причиняй им вреда. Не впутывай их в это.
Я кивнул.
— Не тот ответ, который я ищу.
БАХ!
Грохот выстрела эхом разнесся по телефону, сопровождаемый приглушенными криками, в то время как ублюдок в страхе закрыл глаза. Наблюдать за разрушением барьера вашего врага — самое прекрасное зрелище, которое можно наблюдать.
Но мгновенное облегчение наполнило его взгляд, когда он увидел, что его жена и ребенок все еще живы.
— В следующий раз я хочу получить правильный ответ, иначе раздадутся два звука выстрелов. Это был ты или нет?
Его тело дрожало, глаза плотно закрылись, когда он, наконец, признал поражение.
— Да… — едва слышно прошептал он.
— Кто приказал устроить пожар?
— Ты чертовски хорошо знаешь, кто это сделал, — прорычал он.
Я закатил глаза в ответ.
— Ты действительно хочешь, чтобы они умерли, не так ли?
Он потряс головой об пол, кряхтя от разочарования.
— Отпусти их к чертовой матери, придурок!
— Ты хоть понимаешь, сколько времени ушло на то, чтобы найти твою тайную семью? Они никуда не денутся, пока я не получу гребаные ответы, но если ты хочешь отпустить их навечно, тогда ты волен давать мне неправильные ответы.
Его челюсти сжались, хотя он все еще делал все возможное, чтобы вырваться из пут.
— Ладно,
