этого существа – Анаразеля? – спросила она и тут же прибавила торопливо: – То есть, я хотела сказать: как же мы тогда выберемся отсюда?
Николай Скрябин глянул на неё и недоуменно и даже с легким беспокойством. Но потом, должно быть, решил: ему что-то примерещилось. И ответил спокойно, без тени сомнений:
– Я знаю того, кто может нам помочь. Уверен: он не откажет нам. Но мы должны поторопиться.
И он, в который уже раз достав из кармана пиджака брегет на цепочке, сверился со временем.
2
Николай Скрябин не ощущал особой неприязни к отставному лекарю. Но всё-таки порадовался, что тот не стал провожать их с Ларой к выходу из больничного парка – остался в своем флигеле. Зато с ними пошел инженер Хомяков – разумеется, вместе с Диком, который снова обрел своего прежнего хозяина. Но все они шли, понурившись – даже пес инженера. И, когда они остановились возле распахнутых чугунных ворот парка, Скрябин ощутил болезненную сдавленность около сердца. Он даже и не думал, что ему так нелегко будет прощаться с бывшим соседом, которого он едва знал в настоящей Москве. Да и Лара выглядела грустной – наверняка из-за расставания со своим питомцем, хотя хозяйкой его она пробыла совсем недолго.
Но времени на сантименты у них не было: в этом мире прошло уже почти три часа с момента, как братья-демоны спровадили в преисподнюю шаболовского душегуба. А они с Ларой должны были еще проделать немалый путь пешком – чтобы отыскать того человека, на чью помощь Николай рассчитывал.
– Жаль, что я не смогу снабдить вас автомобилем, – сказал инженер Хомяков; он уже вышел из парка – с явным облегчением встал за воротами. – Хотя я и сам-то в последний свой день не поехал домой на машине: не мог её вести. У меня тогда перед глазами всё светилось и сверкало.
«Так вот почему его “ЗиС” так и остался стоять в гараже на даче!» – подумал Николай.
– Мне передать что-нибудь Варваре Васильевне – вашей жене? – спросил он.
Но Хомяков лишь пожал плечами и обратил взор куда-то вдаль – всем своим видом показывая безразличие. И Скрябин решил: это уже чересчур.
– Послушайте, Сергей Иванович, – сказал он, – я ведь знаю, что вы соврали нам тогда – и про то, что ничего не знали о родственных связях вашей жены, и об отсутствии встреч с её братом Федором. Да, да, не качайте головой! Вы себя выдали, когда попросили Валерьяна Ильича, вахтера театра имени Вахтангова, вызвать дух шаболовского душегуба. Вы рассчитывали, что призрак злобного отца поможет вам дать укорот вашей жене и её братцу. Разве не так?
Лара удивленно ахнула при этих словах Николая. А инженер молчал не меньше минуты, прежде чем произнес – с кривой усмешкой:
– Ну, ладно, вы меня подловили – не зря в НКВД зарплату получаете. Да, с Федором Великановым, вашим коллегой, я был знаком. И как-то подслушал – случайно, заметьте, – как он шушукался на кухне со своей сестрой. В смысле – с моей женой Варей. И как они с ужасом упоминали о своем отце – который всё детство истязал их и держал в черном теле. Учил – так он это называл. И Варя сказала тогда: «Хорошо, что мы не стали носить его фамилию – стали Великановыми, а не Комаровыми». Тут я и вспомнил историю шаболовского душегуба – её вся Москва знала.
– То есть, вы догадывались, что ваша жена и её брат что-то против вас затевают, но ничего не сделали. Почему? Неужто вы сами, без всяких отцов-призраков, не в состоянии были с женой справиться? Да, в конце концов, вы могли просто с ней развестись!
– Развестись… – Сергей Иванович горько вздохнул. – Я не хотел развода, вот в чем штука. Я её любил. Да что там! Я и сейчас я её люблю. Так что – передавать ей ничего не нужно. Но, если можно, – он шагнул к Скрябину, который тоже вышел за ворота, и просительно заглянул снизу вверх ему в глаза, – сделайте так, чтобы она не сильно пострадала от действий своего брата!
– В смысле – не понесла бы наказания за сообщничество с ним? – Николай в изумлении вскинул брови: если инженер склонялся к такому всепрощению, непонятно было, почему он тут застрял – не отправился в другое, гораздо лучшее место. – Этого я вам обещать не могу. Но я приложу усилия, чтобы ей не причинили физического урона при задержании. Если, конечно, она не станет оказывать сопротивления.
«И если мне удастся к тому времени нейтрализовать призрак Ганны. Иначе физический урон будет грозить не Варваре Хомяковой, а совсем другим людям», – добавил он мысленно. А у инженера поникли плечи.
– Ну, – выговорил он, – если уж избежать её ареста никак нельзя, то пусть лучше она понесет урон – сильный урон. И отправится сюда, ко мне. А я буду её тут ждать.
И Николай понял, из-за чего замороженного инженера затянуло в сведенборгийское пространство.
– Ну, уж нет, увольте, – сказал Скрябин. – Убивать вашу жену – чтобы вы могли с нею воссоединиться – я не буду. И никто не будет. Разве что – выбора не останется.
– Тогда, – заявил инженер с такой истовостью, что это казалось форменным кощунством, – я буду молиться о том, чтобы у вас его не осталось.
И тут – Николай ухитрился про них почти забыть! – снова объявились они: разномастные фигуры с площади-звезды. Они шли к парку не строем и не колонной – вразнобой; но даже издали их скопление казалось густым, как муравьиная масса, облепляющая мертвого дождевого червя. Дик заметил их первым и зашелся лаем.
– Да чтоб им всем провалиться!.. – Скрябин хотел было прибавить: в преисподнюю; но потом вспомнил воронку, которая затянула шаболовского душегуба, и подумал, что нельзя никому желать такого.
– Мы должны вернуться – в больницу. – Лара произнесла это почти шепотом, но Николай уловил в её голосе необъяснимую интонацию удовлетворения.
А вот инженера Хомякова при появлении призраков явно озарила некая идея.
– Кажется, я знаю, – воскликнул он, – как вам отсюда выбраться!
3
«Полетит ли еще этот шар – в таком-то воздухе?» – подумал Николай.
Они все: Хомяков, Лара, он сам и Дик – добежали до Сухаревой башни, ухитрившись опередить своих преследователей. Ни
