наблюдался полный распад всего. Неужели это был конец?
– Поехали назад. Того, что мы увидели, достаточно. Носсен нами потерян, и обороняться здесь никто не собирается. Мы же оборудуем перед Зибенленом противотанковый рубеж.
После нашего приезда рота заняла огневые позиции на окраине населенного пункта, и к нам присоединилось еще два штурмовых орудия, а также отряд истребителей танков, состоявший сплошь из мальчишек, старшему из которых не было и семнадцати лет.
– А вот и иваны пожаловали! – заметил обер-фельдфебель Боргман и, обращаясь к своему новому наводчику, произнес: – Квест, покажи им, на что ты способен! Расстояние 1200! Огонь!
Квесту не пришлось долго доказывать, что он являлся стреляным воробьем, – вражеский Т-34-85 загорелся с первого же выстрела. Тогда неприятельская пехота развернулась в цепь и пошла в атаку, но мы массированным огнем принудили русских отойти на исходные позиции. Видимо, они не ожидали встретить здесь организованного сопротивления.
За этим боем с восторгом наблюдало несколько неизвестно откуда появившихся мальчишек, что вызвало сильное раздражение со стороны фельдфебеля Воятского.
– Марш отсюда, желторотики! – кричал он им. – Вы думаете, что это кино? Здесь стреляют и погибают не понарошку, а на самом деле. А ну, бегом по домам! И скажите своим родителям, чтобы они вас хорошенько отшлепали!
Однако мальчишки и не подумали трогаться с места. Тогда фельдфебель снял с себя ремень и, потрясая им, грозно заорал:
– Тогда я сам вас отшлепаю!
Это подействовало – ребятня бросилась наутек. Однако вскоре из-за первых домов вновь стали появляться любопытные мальчишечьи физиономии.
«Эта молодежь ничего, кроме войны, не знает, и ее уже трудно чем-либо напугать. Интересно, какие мысли их одолевают?» – подумал я.
В Зибенлене нас остановил солдат фольксштурма, который хотел избавиться от ящика с боеприпасами и для порядка потребовал от меня расписку. Я рассердился и, послав уже довольно пожилого мужчину ко всем чертям, приказал Рихтеру ехать дальше. При этом краем глаза мне было видно, что в ответ на мою вспышку гнева Воятский укоризненно покачал головой.
– Вы, конечно, правы, Воятский. Мне не стоило так себя вести. Но, не отбери я у него этот ящик, он мог с ним попасть в руки к русским, а те не стали бы разбираться. Взяли бы, да и поставили к стенке за компанию с остальными. Что же касается его требования выдать ему расписку, то это понятно – слишком многих повесили на деревьях по приговору военного трибунала. А давеча мне повстречался местный житель с табличкой на груди, на которой было написано: «Кто не хочет с честью сражаться, должен умереть с позором». Ужасно, что дело зашло так далеко. И все же я поступил неправильно.
– Не стоит слишком сильно корить себя, господин обер-лейтенант, – решил утешить меня фельдфебель. – Если бы вы не отобрали у него этот ящик, то он наверняка выбросил бы его в ближайшем сортире.
Гросширма, 6 мая 1945 года
До Гросширмы мы добрались уже в предрассветных сумерках. На восточной окраине этого населенного пункта расположился командный пункт полка, где мне сообщили, что немецкая пехота заняла перехватывающие позиции севернее нас, а гауптман Бергер с третьей ротой расположился возле поселка Ротенфурт. Мне же предписывалось совместно с тремя штурмовыми орудиями оборонять Гросширму от танков. Выполняя этот приказ, Цитен разместил свои самоходки слева, а Боргман – справа от дороги.
Мы с обер-фельдфебелем Боргманом и унтер-офицером Эльзнером стояли возле самоходки номер 223 и обсуждали сложившееся положение дел.
– Вы серьезно считаете, господин обер-лейтенант, что пехота впереди нас еще способна к сопротивлению? – спросили меня мои боевые друзья.
В ответ я печально покачал головой и честно сказал:
– Уверен, что при виде первой же русской каски пехотинцы бросятся врассыпную. А кто может их в этом упрекнуть? Кто же захочет в самый последний момент попасть к русским в плен?
Во время нашего разговора унтер-офицер Менте не отводил взгляда от дороги на Гросфойгтсберг.
– Прямо на нас движется Т-34! – воскликнул он.
Не зря Менге слыл в роте первоклассным наводчиком. Он немедленно взял на прицел неприятельский танк, который, не ожидая сопротивления, быстро приближался и строчил по убегающей пехоте, как на занятиях по стендовой стрельбе. Раздался выстрел, и Т-34 загорелся. Такая же участь постигла и другой русский танк, появившийся из-за вершины высоты на отдалении тысячи метров.
– Танки мы подбили, а наша пехота продолжает улепетывать во все лопатки, – заворчал Боргман.
Тогда я двинулся навстречу пехотному лейтенанту, пересекавшему со своими людьми дорогу неподалеку от нас.
– Почему вы отходите? Вы же должны обеспечивать нашу безопасность впереди!
На мой окрик лейтенант остановился, пропуская своих людей, которые быстро исчезли за домами в южном направлении. Когда они уже не могли его слышать, он заявил:
– Я не могу больше удерживать их. Кто-то пустил слух, что скоро мы капитулируем. Никто не хочет погибать за минуту до окончания войны. Мне очень жаль. Мой вам совет – уходите тоже!
С этими словами лейтенант отвернулся от меня и последовал за своими людьми.
– Пехота бежит, штурмовые орудия, похоже, тоже смываются. Мы что, будем оборонять населенный пункт в одиночку? – неодобрительно покачал головой Боргман.
У меня комок подкатил к горлу. Я судорожно сглотнул и тихо проговорил:
– Это конец. Зачем нам разыгрывать из себя героев перед самым закрытием занавеса? Если штурмовые орудия будут уходить, мы к ним присоединимся, а Эльзнер останется в качестве арьергарда. О нем я лично позабочусь. Желаю удачи!
После этого я пожал Боргману руку и подозвал к себе Рихтера:
– Поехали на командный пункт полка!
Когда мы туда приехали, там все готовились к эвакуации, а командир полка принялся меня заклинать, чтобы моя рота продержалась еще хотя бы полчаса, уверяя при этом, что юго-восточнее нас возле города Фрайберга создаются новые оборонительные позиции. Я поддался на его уговоры и поехал к третьей роте, чтобы посмотреть, что к чему, но от самоходок и след простыл.
Тогда я поехал назад к Боргману. Однако, не доезжая до перекрестка перед Гросширмой, мы увидели отходившие штурмовые орудия.
– Вы дальше не проедете! – крикнул мне их фельдфебель. – На перекрестке русские танки!
Прокричав это, он скрылся в своей САУ, которая немедленно дала полный газ и понеслась прочь.
Тогда я метнулся на свой командный пункт, но там было пусто. Мне ничего не оставалось, как вернуться. Однако легковушка тоже исчезла.
«Проклятый Рихтер! Так и знал, что наживу с ним неприятностей», – пронеслось у меня в голове.
Получалось, что из всей роты в Гросширме остался только я один, и передо мной открылась только одна перспектива
