сразу же рассказать в подобной ситуации всю правду, чем умалчивать ее. Не сделал он исключения и теперь.
Мария отрешенно смотрела в какую-то пространственную точку перед собой. Она молчала.
— Да, — продолжал Карено, — след от мачете действительно ужасен. Но самое неприятное, на мой взгляд, не это…
Мария с трудом стряхнула с себя оцепенение и, подняв взгляд на мужа, спросила:
— Что еще?.. Виктор, умоляю тебя — скажи все как есть, скажи мне всю правду…
— Я и так рассказал тебе все…
Мария напомнила:
— Ты хотел указать мне что-то еще…
Виктор кивнул.
— Да… Я говорил с Хосе Игнасио. Мне показалось, что он пребывает в состоянии какой-то депрессии, ему плохо не из-за полученной раны…
Мария быстро перебила своего мужа:
— Что-то еще?
— Мне показалось, что… Даже не знаю, как и сказать, Мария…
Взгляд Марии стал твердым.
— Говори, как есть…
— Хорошо, — вымолвил Карено, — хорошо… Наберись мужества, Мария…
— У меня его хватит, — ответила Лопес, — не беспокойся, Виктор…
— Мне показалось, — продолжал Виктор, — что Хосе Игнасио испытывает невыносимые мучения не потому, точнее — не только потому, что так пострадал… Он обмолвился: «Теперь никто — ни мама, ни Исабель — не будут любить меня так, как прежде…»
Мария не дала Карено договорить — она воскликнула с такой горячностью, будто бы ее несчастный сын теперь был тут:
— Ну что ты?.. Что ты, я же его родная мать!.. Разве я могу забыть своего сына, разве я могу любить его больше или меньше?.. Разве я могу измениться к нему в своих чувствах только потому, что он невинно пострадал?.. Да какая бы мать на моем месте поступила как-нибудь иначе?..
— У него очень тяжелая депрессия… Знаешь, он даже немножко жалеет, что ввязался в ту историю…
— Нет, нет, и еще тысячу раз нет!.. — Воскликнула Мария, — мой сын вел себя, как настоящий герой, и я горжусь им!..
Эти восклицания, судя по всему, отняли у Марии много сил, а она и без того была измотана переживаниями последних недель — Мария сразу же как-то сникла, стушевалась. Виктор не стал больше ничего добавлять к сказанному, понимая, что его жене теперь во что бы то ни стало надо свыкнуться со случившимся…
После достаточно продолжительной паузы Мария спросила Виктора:
— Когда мой сын будет дома?.. Может быть, мне стоит отправиться за ним в Овьедо? Или хотя бы навестить Хосе Игнасио?..
Виктор осторожно перебил Марию:
— Хосе Игнасио очень скучает без тебя, скучает без Исабель, без маленькой… Но он очень, очень просил меня, чтобы я всех предупредил — никому в Овьедо ехать не надо…
Мария посмотрела на мужи с некоторым удивлением и спросила:
— Хосе Игнасио действительно не хочет этого? Я никогда не поверю, что он не хочет нас видеть… Здесь что-то не так…
— Хосе Игнасио хочет видеть всех нас, — объяснял Карено, — он очень, очень скучает — я ведь тебе об этом уже сказал…
— Тогда в чем же дело?
— Хосе Игнасио не хочет, чтобы мы видели его в таком виде, — продолжил Виктор, — он почему-то очень боится…
Мария, окончательно взяв себя в руки, подумала: «Может быть, Хосе Игнасио действительно прав… Да, несомненно, он прав — ему просто неудобно, неудобно за страшные шрамы, неудобно за то, что ему придется вновь привыкать к себе — на этот раз в новом качестве… Боже, как немилосердно обошлась с ним судьба, — думала Мария, — как избирательна она подчас бывает с людьми!.. Но почему, почему это должно было случиться именно с моим сыном? Почему он стал ее жертвой?.. Почему обстоятельства сложились именно таким образом?..»
Чтобы хоть как-то отвлечь Марию от этих переживаний, Карено решил перевести разговор в несколько иное русло — о делах.
— Ладно, Мария, — едва, одними только уголками рта, улыбнулся он, — не переживай… Ничего уж не поделаешь, коль так случилось…
Мария вздохнула в ответ.
Виктор продолжал:
— Мы все любим нашего дорогого Хосе Игнасио, любим и гордимся им… А что там нового у «Лопес продакшн»? Как идут съемки?..
Мария прекрасно поняла ход мысли своего мужа — она понимала его с полуслова, с полувзгляда. Мария знала, что задавая этот вопрос, Виктор меньше всего интересуется делами компании и съемками, она знала, что таким образом он стремится отвлечь ее от тягостных раздумий о Хосе Игнасио…
— Съемки начались вчера, — устало ответила она, — из-за всех этих событий пришлось немножко притормозить… Я просто не могла в себе найти сил, чтобы работать в обычном ритме…
— А что говорит де Фалья?.. — спросил Виктор. — Что-то сегодня я еще не видел его…
— Дон Мигель Габриэль отправился на две недели и Голливуд, — ответила Мария, — честно говоря, я так и не поняла, для чего он это сделал… Кстати, сегодня утром дон Мигель Габриэль звонил нам, — продолжила Мария, — говорит, что у него все в порядке и что он приготовил для всех нас какой-то сюрприз…
Мария относилась к режиссеру все с большей симпатией — особенно после его решения отказаться от гонорара в пользу бедняков мексиканской столицы. Рассказав о том разговоре Виктору, Мария добавила:
— Нет, все-таки какой он благородный человек! Сейчас таких людей все меньше и меньше…
Виктор, в свою очередь, научился понимать свою жену — он видел, что ее восхищение доном Мигелем Габриэлем идет не из-за каких-то женских симпатий, а исключительно из-за благородства души де Фальи.
— Да, — поддержал Марию Карено, — действительно… А я еще ревновал тебя к нему…
Мария слегка улыбнулась — впервые за несколько дней. Она вспомнила сравнительно недавний диалог с Виктором — тогда, когда муж устроил ей настоящую сцену ревности.
— Теперь ты понимаешь, что был неправ, — кивнула она, — да, не скрою, дон Мигель Габриэль действительно мне очень симпатичен… но как человек.
Виктор улыбнулся в ответ.
— Он и мне очень симпатичен, Мария… Теперь я понимаю, как глупо я выглядел…
Мария благодарно посмотрела на своего мужа и, пожав плечами, произнесла:
— Ума не приложу — и что это за сюрприз он всем нам приготовил?
Виктор поспешил уточнить:
— Так и сказал — всем нам?
Мария кивнула.
— Да…
— Что он имел в виду — «Лопес продакшн» или всю нашу семью?
Мария передернула плечами.
— А разве это не одно и то же?
Этот поворот беседы придал новый импульс ходу мыслей Виктора.
— Да, а что там с Диего?..
Мария уже окончательно пришла в себя — по крайней мере, чисто внешне казалось, что она уже не волнуется… Однако ее спокойный внешний вид и ровные интонации в голосе были обманчивы — как и всякая мать в столь
