крайне сложно решать со штыком. Нет, можно его применять… как там? Байонеты? Но никакой стандартизации, чтобы использовать новые тактики. Будем решать эти проблемы, но не сейчас, вначале нужно побеждать.
Пока я предавался размышлениям, стрельцы выстроились и произвели выстрел.
«Да! Вот так! Это мои ребята! Йо-хо!» — прочитал я в глазах Пожарского.
Безусловно такими словами князь вряд ли когда-нибудь будет выражать свои эмоции. И радость на лице князя выглядела, как будто в решающем матче команда, за которую болеешь, забила гол. Да и я сам порадовался. Получилось очень же эффектно, словно только этот маневр и отрабатывался в течении последнего года… отрабатывался, но среди прочих. Так по чуть и можно сточить польские войска. Выстоять бы пару штурмов и война закончится. Это к нам могут подойти еще войска. Знаю, что в Вязьме и Торжке формируются еще два полка городовых стрельцов, а со Смоленска вышли части с немалым количеством артиллерии.
Так что в долгую, если выстоять, можно рассчитывать на разгром поляков. Разгром, который мне не нужен!
По сути, мы совершили ошибку. Или, скорее, недоработали и не правильно расценили возможности и силы противника. Смоленск был перенасыщен обороной, основанной на крепости и большом количестве артиллерии. Только полевых пушек более ста использовано. А сейчас та артиллерия ой как пригодилась бы. Но страх потерять Смоленск превысил здравый смыл. Вот и идут эти смоленские части сюда, ну а некоторое количество должно уже месить грязь литовских дорог. Так что даже, если враг прорвется, на этом еще ничего не закончится. Нужно — я и всю Москву подыму на борьбу. Минин сможет, он и черта уговорит псалмы петь.
Между тем, наступило затишье. Поляки откатились. И пусть зрение и не позволяло рассмотреть детали, но и увиденное говорило о том, что очень скоро начнется главное действо.
— Государь-император… — начал было говорить Пожарский, но я понял, что он хочет мне сказать и зло посмотрел на своего воеводу.
Нет, я не собирался бежать, так что князю не стоит утруждать себя уговорами. Мало того, у меня была своя гвардия, которая может стать важным аргументом в бое. Я объединил часть тушенцев, преображенцев и семеновцев в две роты вооруженных до зубов солдат. Два пистоля у каждого, лучшие аркебузы. Жаль, что так мало воинов, но не брать же явных подростков. Тут лучшие и те, что по старше. Ну и двадцать четыре телохранителя. Нет, мое бегство более опасно для меня же, чем присутствие при героической обороне. Тут можно сколь много доверять людям, но в таком свете Скопин-Шуйский герой на противопоставлении с бегающеим от первой опасности царем.
*………….*………………*
Егор ходил по польскому лагерю свободно, непринуждённо. Именно с таким видом и можно было не выдать в себе диверсанта. Вчера прибыла хоругвь реестровых казаков и если что, то можно назваться казаком Панасом Ющенко. Был такой, он сам рассказывал о себе Егору, уже без трех пальцев и нескольких зубов, но командир группы диверсантов понял и шепелявого «языка». Этот отряд запорожцев находится в двух верстах от того места, где сейчас прогуливались русские диверсанты и вряд ли кто-то станет узнавать, кто именно кроется под личинами казаков.
Оставив одного человека в лесу, Егор, Зверь и Рысь вышли на отчаянную авантюру. Это было настолько безрассудно, что и враг не догадается. Ну глупо же переодеться в казаков и преспокойно прохаживаться по лагерю поляков!
— Пся крэв, прэчь! — прокричали сбоку, и мимо пронеслись не менее десяти всадников.
Трое ряженных казаков дернулись в сторону и пристально посмотрели на всадников.
— Это его герб? — спросил Рысь.
— Ага рога и это… «нам советует Бог». Это слова Радзивиллов, — отвечал Егор.
— А точно плату дадут за этого Яноша и сработает твой яд? — с долей скепсиса спрашивал Зверь-Яков.
История с тем, что за голову Яноша Радзивилла русский царь назначил большую плату, аж в тысячу рублей да еще и дворянство, прокатилась раскатами грома по польскому лагерю. Русские сами распространяли это, отпустив два десятка пленных, чтобы те довели до сведения всех и каждого послание русского государя. Егор понимал, что это такой психологический прием русского командования. Вывести из себя командующего у противников, а Янош, по сути, в войсках, заместитель у короля, многого стоит его смерть, тем более, что было три тысячи воинов личной, частной, армии Радзивиллов. Ну а военачальник, которого психологически надломают, как правило, делает немало ошибок. К примеру, рационально будет отступить, но жажда во что бы то ни стало победить, чтобы наказать, подвигнет командира жертвовать людьми в угоду личных психологических травм.
Радзивиллу царь указал на место и унизил. В лицо Яношу никто ничего не говорил, но русский государь передавал, что знает о Лидзейке, который был рабом, язычником и воровством промышлял [Лидзейка — легендарный предок Радзивиллов]. Это был удар по чести Яноша, который отправлялся к Сигизмунду и требовал смерти русского самозванца, что даже близко не знает, что такое честь. То, что он, Радзивилл, сам первый позволил оскорбление, для Яноша уже было не важным. Магнат требовал срочного штурма и чтобы, не взирая на потери, закончить приступ русских крепостей смертью русского царя.
Ну а диверсанты, находясь в поисках новых задач, решили не только сделать нужное — ослабить польское войско, но сильно на этом заработать. Рысь сильно хотел стать дворянином, будучи сыном ремесленника. А Зверь, вдруг, захотел завести семью, для чего нужны были деньги, чтобы купить нормальный дом в Москве. Егору же было важно что-то сделать, а то, после операции по взрыву порохового склада, ничего путного диверсанты не совершали.
— Сработает яд, обязательно. Ты только попади! На игле такая доза, что трех коней свалит, — ответил Зверю Егор.
После операции, где большая часть отряда диверсантов погибла, было много недомолвок, сложностей в общении. Егора обвиняли в ошибке. Это продолжалось до того момента, пока отряд не взял сведущего «языка». Оказывается, что с порохом у поляков стало столь проблемно, что половину пушек вообще не планируется использовать, а у польских воинов только на шесть выстрелов из мушкетов. При этом наемники, которые свои пороховые склады держали отдельно, отказались делится даже за большие деньги. Конечно, редко какой бой требует от воина хотя бы три выстрела. Но тогда получается, что полякам уже очень скоро просто будет нечем воевать. Какой-то стратегический запас имеется, но мало.
В отряде не было дураков, и все прикинули, какое дело они сделали. Оказывалось, что… спасли Москву. Именно так
