Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
выйдет даже лучше, чем тогда во дворе. Нет здесь кречатни с её отшибливой стенкой. Справа скалы, слева обрыв!
Двое, назначенные в засаду, отозвались неохотно. Мало ли что глыбам после бури взбредёт. Тронутся, поползут – косточек для погребения не найдёшь.
– Живо мне, говорю!
С руки Вейлина метал искры родовой перстень. Самогранничек пламень-камня на пальце вчерашнего меньшедомка смотрелся ещё непривычно. Однако люди уже заметили – ладно сел перстень, не свалится, не померкнет. Полыхнёт, опалит!
Парни надвинули шапки, без слова потянулись узкой тропкой наверх. Зацокали, отдаляясь, подвязанные к валенкам шипы-ледоступы.
Вейлин дёрнулся вслед. Уже беспокоился, крепко ли двое запомнили, по которому зыку выбивать клинья.
Югвейн только вздыхал про себя, глядя на молодого вождя. Вейлин порывался быть в трёх местах одновременно. Грозно повторял каждый приказ, а то вдруг не послушают. Трудно это – на ходу привыкать к доставшейся власти. Ничего. Привыкнет. Если время у него будет.
Когда Вейлин остановился передохнуть, испить горячего взвару, Югвейн сказал ему:
– Может, всё же позволишь, боярин, мне мирное слово с воеводою молвить?
Тихо сказал, чтобы не слыхал никто из стрельцов. Вейлин вспыхнул:
– О чём? Кайден за Кайдена мстить убоялся, замирения просит?
– Неуступ твоей крови не проливал…
– Неуступ сюда борзым ходом спешит, и чуваришко с ним. О чём ещё рассуждать?
Никто не величал Югвейна райцей, потому что боярам Кайденам до праведных было как до небес, однако служба у начального сокольника была сходная. Давать тяжкие советы, высказывать неуютную правду. Он понял, что хлопочет вотще, и всё же не сдался:
– Пока тетивы молчат, слову место найдётся…
– Какому слову? Мне его с поклонами пропустить, чтоб лесной не́люд возглавил?
За долиной начал медленно падать громадный ледяной столп. До него было не меньше версты, треск и гром ещё не достигли слуха, отчего падение казалось стократ величественней и страшней. Мгновение назад башня высилась неколебимо, но вот основание чуть просело, посунулось – и всё, и пошла, и нет силы, чтоб удержала. Югвейн не сподобился видеть, как рушились каменные замки в Беду, но, наверно, было похоже. Кренясь, башня увлекла сопредельные прясла – и вот уже голубой столп, разбитый трещинами, утерял самость, взорвался глыбами величиной с избу, те хлынули вниз, невесомо отскакивая, крошась…
Грохот ударил осязаемо плотной волной, ввергая в ничтожество. Исчезли все мысли, кроме одной: вот он, последний конец! Горы толкаются, над долиной плечи смыкают…
Когда Боги шепчут, люди падают ниц.
…Отличив наконец утихающие громы от боя крови в ушах, Югвейн кое-как поднялся с колен. И увидел: молодой Кайден пусть с трудом, но устоял. Вот что значит добрая старинная кровь.
Вдруг да и выдюжит чадо Гволкхмэево противу Неуступа?
– Это мне знак! – громким голосом проговорил Вейлин. – Не умел поморник ястреба щипать!
Югвейн всё же заметил:
– Неуступова дружина Царской у людей прозвалась. Я сам слышал, он от праведного Эрелиса зова ждёт на служение. Славный батюшка твой к тем же ступеням желал подходы разведать. Лепо ли станется…
Вейлин сказал, как отсёк:
– Пока шегардайского наследника увенчают, горы с долинами снегом заровняет.
И так блеснул глазами в красных прожилках, что начальному сокольнику расхотелось рот открывать. Однако пришлось. Лучше кулаком получить за то, что советовал, нежели за то, что смолчал.
– Твой батюшка мечтал дары поднести…
– И я поднесу. Оружие к ногам метну, то самое, что ещё на Ойдрига дерзали поднять. А сверху – головы окаяничей, презревших царскую службу. А певец песню нам сложит, как Царская за честь праведных встала! Окаяничей в прах изрубила да сама полегла!
Югвейн вспомнил гусляра окаяничей. Глаза, белые от изумления, обиды, боли, неверия. В руках разбитые гусли… Песня, что Облак боярину нёс, в тех гуслях умерла нерождённая. И белый сокол второй раз погиб. Растоптали гогону, по пёрышку разнесли. Кто теперь для Вейлина прекрасные слова обретёт? Ничего… сыщется…
Может, тот игрец, как его? – Галуха – ещё перемогается у причалов. Послать за ним, пока он с голоду вагуды не продал?
– Посматривай!
– Посматриваю, господин…
Дозорный, выставленный следить за дорогой, то и дело совался меж капельниками, держась за верёвочную петлю. Внизу было смутно. Щелья дышала густым паром, пеленавшим то один, то другой локоть подъёма. Тяжёлые клубы мешкали подниматься, сползаясь в настоящую тучу. Сеггаровичей нигде не было. Нешто примерещились?
Воинское шествие видело полсотни глаз.
– Идут ли?
– Нейдут, господин…
Было тревожно.
Страшен сильный враг. Враг невидимый страшнее стократ.
Югвейн пытался прикинуть ход времени, соображая, где и когда появится Царская. Начальный сокольник шёл с окаяничами от самого устья. Какова Царская, если сравнивать? Быстрей? Медлительней?..
За долиной низверглась одинокая глыба, сбитая с равновесия предыдущим обвалом. Эхо падения раскатилось громыхающим хохотом.
Югвейн осенил себя знаком Огня:
– Молюсь, боярин, да сбудется по твоему замышлению…
…А ведь может получиться. Взабыль. Ход под нависшими скалами вчера ещё разгородила стена, похожая на торос. Толстая, белая, ухи́ченная крепким льдом. С уклоном наружу. С приступками и зубцами, удобными для стрельцов. С узким прораном, чтобы сеггаровичи нарушили строй.
Всё ровно так, как советовал Сиге Окаянный, испустивший дух за болотом, в грязной лачуге.
Вейлин отмолвил примирительно:
– С окаяничами батюшка справился. И я не удам! Плох ястреб, которого поморник с места собьёт! А после, без помехи, чуваров…
Югвейн не отважился усомниться. Хотя стоило бы. Над воротами крепости, на остром колу, торчала русоволосая голова. Единственная. Прочие сберегла на плечах удивительная смекалка вождя. Девки доныне шарахались от потёков в чёрных воротах: дружина уходила, точно стадо лосей, коим ловкие волки порвали на ногах жилы. Полумёртвые, истёкшие кровью, но… вырвались же. А на что эти люди способны, даже умирая, показал тот же Смешко. Думай крепче, молодой боярин. Надейся…
– Посматривай там!
– Посматриваю, господин…
– Только до ближнего боя не допускать, – повторял Вейлин как заклинание. – Не дело ястребам с медведями обниматься! – И возвысил голос: – Все слышали?
Слышали все. И понимали, хотя живых медведей мало кто видел. Грудь на грудь против витязей – сразу смерть. Из всей рати боярской у одного Вейлина был кое-какой железный доспех. Отцовский. Едва ли не впервые надетый. Вейлину было в нём непривычно и неудобно. Но лучше тяготиться кованым нагрудником и шлемом, не желавшим поворачиваться с головой, чем довольствоваться, как остальные, бляхами, нашитыми на кафтаны. У Югвейна и старшин бляхи были железные, у младших сокольников – кожаные.
Югвейн прислушался к весомому объятию кольчуги, купленной в Устье. Что довелось унаследовать с нею от ялмаковича, павшего возле Сечи? Удачу или невстречу?..
Пар, извергаемый щельей, временами вторгался в подскальный ход, потом отползал. Где-то наверху тосковали в сыром тумане засадчики. Ждали рожка. Кайденичи шушукались, подходили
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
