– Ты испортила телефон, – негромко сказал он, даже не повернувшись к двери.
Муха не ответила. Иван аккуратно положил трубку на место. Вышел в прихожую, оделся, зашнуровал ботинки. Молча открыл дверь, вышел, молча захлопнул дверь. Не с размаху, как сделал бы в приливе ярости.
Он прижал дверь к косяку и прослушал щелчок замка.
А потом ушел.
Оружия у него не было. Пистолет он выбросил еще в подъезде. Он даже не думал об этом – действовал автоматически, следуя правилу, которое когда-то установил Серега. Согласно этому правилу, их не могли бы поймать с поличным, когда они уходили после дела. Разве что в лицо опознают? Но они старались не дать никому такой возможности. Вот и теперь он поступил аналогично. Стрелял он, как всегда, в перчатках, так что за отпечатки пальцев тоже не беспокоился. Того, что по пистолету отыщут торговца оружием в Мытищах, он тоже не "опасался. Торговец себе не враг, чтобы сознаться, кому продал оружие. Да и не найдут они его никогда.
При себе у него не было ничего подозрительного – ни оружия, ни фотографий его последней жертвы, ни каких-либо записей. Ничего, кроме денег – тех, что у него остались после того, как он сделал заначку у матери.
Иван включил свет в машине и, согнувшись, чтобы никто не подсмотрел, пересчитал свои капиталы.
Две тысячи сто долларов. Он предпочел бы пойти в милицию без этих денег. Но ему сейчас было некуда их девать. Оставить Мухе? Он решил туда не возвращаться. По многим причинам. Первая – что теперь у него достаточно своих проблем. И связь с преступницей, находящейся в розыске, ему не нужна. Вторая причина – теперь и Мухе было бы опасно фигурировать в деле рядом с Иваном. Ведь он подозревается в совершении убийства. Если зацепят и ее – получится групповое дело. Хватит ей и своих неприятностей. Им надо разбегаться в любом случае…
«Но не так, – подумал Иван, уже выезжая из двора. – Она решила, что я ушел из-за трубки. Сейчас, наверное, опять плачет. А как я ей объясню, в чем дело? Сам ничего не понимаю…»
Отъехав подальше от дома и проверив, не едет ли кто за ним, Иван припарковался возле большого универсама. Его несколько удивило, что народу вокруг универсама совсем не было. И машин немного. Недавно, проезжая мимо, он наблюдал тут форменное столпотворение. Он и рассчитывал на толпу, в которой к нему никто не приглядится. Но делать было нечего. Ведь он приехал сюда по делу. Рядом с универсамом, под козырьком у стены, виднелись телефонные автоматы. На них падал свет фонаря. На его счастье, один из них оказался исправным. Он снова набрал номер матери. И едва узнал ее голос – такой он был больной, такой старческий.
– Мама, прости, – сказал он.
Мать не ответила. Но и трубку не положила. Иван повысил голос:
– Мам, ты меня слышишь? Слушай… Прости меня. Я подлец.
– Да… – донеслось до него, словно со дна морского.
Иван вздрогнул, как от очередного удара. «Вот и получил… – подумал он. – А что обижаться? Сам так сказал».
– Мам, мне что тебе сказать? – спросил он. – Что сказать, чтобы извиниться?
– Правду.
– Какую?
– Правда одна – Ладно, хорошо. Так вот тебе правда – я этого не делал. Танька не на моей совести! Неужели можно так думать – даже в шутку?! Я не виноват! Я докажу, что не виноват!
– Может быть.
Иван в отчаянии повторил:
– Мама, ну ради Бога, спрячь же деньги! Неужели всему пропадать?! Это честные деньги, трудовые, я все расскажу!
– Значит, это все-таки твои деньги?
– Мои, мам, мои.
– Зачем ты лгал про друга?
– Чтобы…
– Чтобы не давать мне объяснений, верно? – перебила она. – Ваня, ты слишком много скрывал.
Ты всегда от меня скрывал… Скрывал и скрывался.
Я живу, не зная твоего адреса, твоей профессии. Не знаю, с кем ты дружишь, какие у тебя намерения по отношению к своим девушкам… Не знаю твоих девушек. Может, у меня уже есть внуки? А я не знаю.
– Внуков нет… – оторопел Иван.
– Тебе скоро тридцать.
– Ну и что? – Он с трудом сдерживался, чтобы снова не сорваться. И очень спокойно, неестественно спокойно повторил свою просьбу:
– Мама, спрячь деньги, я очень тебя прошу.
Помолчав, она сообщила:
– Уже спрятала.
– Да?! Правда?! Вот молодец! И никому не говори, ладно? А где?
– Нельзя же по телефону…
– Да, да, ты права… – У Ивана стало куда светлее на душе. Мать, во всяком случае, теперь с ним разговаривала. Она ему помогала.
– Что ты собираешься делать? – спросила она.
– Мам, я сейчас поеду туда, в Измайлово. Надо же все выяснить.
– Опомнись, – сказала она. – Ночь на дворе.
Там никого нет.
И только сейчас он понял, почему вокруг так пусто, так темно и безлюдно. Окна универсама не светились. Только витрины слабо озарялись цветными гирляндами. Приближался Новый год, и все готовились к нему загодя, за месяц. Иван взглянул на часы, высунув руку из кабинки, под свет фонаря. Половина второго… Глубокая ночь.
– Они дали тебе телефон, мама? Продиктуй.
Я сам им позвоню. Нечего им к тебе приставать.
Она назвала номер, и он записал его кривыми, торопливыми цифрами.
– Я боюсь, что тебя арестуют, – услышал Иван в трубке.
– Я, мам, этого не делал, – ответил он. – Спокойной ночи.
И повесил трубку. Сел в машину и поехал в Танькиным родителям. Поздний час его не останавливал.
Он знал, что там никто не спит.
В двери светился глазок. Он был прав – в этой квартире не спали. Он позвонил в дверь. Спустя какие-то секунды глазок потемнел. И он услышал дикий визг. Иван даже отшатнулся и поднес ладони к ушам. «Бежать отсюда, – мелькнуло у него в голове, – не выйдет никакого разговора…»
Но ему уже открыли. На переднем плане стояла Танькина мать. За ней – Танькин отец и с ним какой-то мужик – плотный, почти квадратный. Иван его видел впервые.
– Убийца! – крикнула мать.
Тут Иван услышал, что и в соседней квартире проснулись – там послышались шаги, и он просто почувствовал, что в глазок на него смотрят. Соседи, конечно, тоже были в курсе дела.
– Спокойно, – сказал Иван. – Дайте войти. Мне поговорить нужно…
– Убийца! Садист!
Женщина кричала, но даже не пыталась переступить порог и кинуться на Ивана. Мужчины за ее спиной смотрели на гостя в полном остолбенении.
Видно было, что никто его тут не ждал.