Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
надежде увидеть какую-нибудь звездную пару. Некоторые таблоиды и вовсе выдумывали истории. «Бедные Арнольд Шварценеггер и Мария Шрайвер были на первой же полосе Globe уличены в обращении к Мастерсу и Джонсон, хотя они вообще у нас не появлялись, – вспоминала Джонсон. – Но мы быстро поняли, что не надо ничего опровергать, потому что так только подольешь масла в огонь».
Защита неприкосновенности частной жизни и неразглашение данных стали главной проблемой Института Мастерса и Джонсон. Сотрудники не имели права делиться увиденным и услышанным с посторонними. «При приеме на работу мы подписывали гору бумаг, обязуясь не разглашать никаких тайн», – вспоминал терапевт доктор Томас Лоури. Джини следила за тем, чтобы пациенты входили в кабинеты, перемещались по клинике и выходили оттуда, не сталкиваясь с другими пациентами. «Для каждого была отдельная приемная, – вспоминала Салли Барток. – Они сделали все возможное, чтобы посетители не пересекались». С ловкостью ЦРУ они советовали пациентам скрывать истинные цели своих визитов. Еще в начале доктор Колодни говорил, что «многие делали вид, что обращаются к Биллу и Джини по поводу бесплодия, выражение “проблема бесплодия” даже стало эвфемизмом». Вдали от Голливуда и медиастолицы, Нью-Йорка, в Сент-Луисе можно было укрыться от любопытных глаз. «У них была внутренняя система безопасности, некая шапка-невидимка – так, во всяком случае, казалось отцу, – вспоминал Хоуи Мастерс. – Папа часто веселился по этому поводу. Говорил: “Если бы я хотел что-то провернуть по-тихому, я бы не нашел лучшего места!”» Хотя в самой клинике Мастерс не всегда выполнял собственные правила. Иногда он обсуждал случаи с другими терапевтами, даже с теми, кто работал в клинике временно. Доктор Маршалл Ширер узнал о Барбаре Иден только потому, что Билл сам разболтал. Мастерс подчеркивал, что некоторые знаменитости никогда не бывали в клинике, потому что они с Джонсон принимали их дома.
В конце концов, их дом в Ладью стал средоточием тайн. Некоторые знаменитости приезжали просто пообщаться – например, музыкант Митч Миллер, скромно спонсировавший клинику, – или люди из СМИ, в том числе колумнистка Энн Ландерс, желающая разузнать побольше о мире секса. В Ладью Джини была хранителем врат, оберегающим самые секретные дела. «Время от времени у нас проходили терапию очень известные люди, и мы с ними становились друзьями, – поясняла она. – И политики, и несколько очень знаменитых артистов. Их нельзя было отправить в отель, дабы не привлекать лишнего внимания». Джонсон была любопытной, она любила болтать со знаменитостями об их работе, запоминая о каждом что-то свое, особенное. Благодаря сарафанному радио сотрудники клиники знали, что в Ладью гостит кто-то известный, но никогда не знали, кто именно. «Мы нечасто это обсуждали, – говорила терапевт Мэри Эриксон. – Мы даже редко что-либо знали, и это правильно – не приходилось хранить чужие секреты». Дорис Макки, записывавшая все сессии в клинике, знала о знаменитостях, но говорила, что для них были отдельные правила. Ни аудиозаписи, ни рукописные заметки по их делам в клинике не хранились, чтобы их никто не украл и не продал таблоидам. Все записи лежали в сейфе в доме в Ладью, под охраной сигнализации и присмотром двух доберман-пинчеров.
Дом на Саут-Уорсон-Роуд был современнее остальных, а от взглядов с улицы его защищала со вкусом подобранная растительность во дворе. Войдя в дом, гости сперва попадали в вестибюль, а потом по одному из пандусов проходили в просторную столовую с кухней с одной стороны и несколькими спальнями – с другой, и в том числе в комнату хозяев, где стояли две огромные кровати, сдвинутые вместе. С другой стороны дома была большая терраса, овально-изогнутый бассейн и конюшня с обширным загоном, сделанная для дочери Джонсон, Лизы. Когда Сидни Тодорович впоследствии купила этот дом на Саут-Уорсон, она обнаружила тайную стену с глазком. «Я не утверждаю, что там происходило нечто странное, но полагаю, что это связано с их исследованиями», – рассказывала она. Спустя много лет Джонсон смеялась над тем, какие расползлись слухи о ее доме. Она говорила, что секретность была нужна для защиты клиентов, особенно тех, которым было что терять в публичном смысле. Например, сохранить в тайне визит одного сенатора из Нью-Йорка и его молодой жены оказалось не так-то просто.
Джейкоб К. Явитц сидел в шезлонге у бассейна на заднем дворе у Мастерса и Джонсон и наслаждался комфортом и спокойствием. Явитц – 73-летний, лысый, невысокий, коренастый человек – рассказывал доктору Роберту Колодни о тех, кого знал, и о том, что видел. «Джек был откровенен со мной», – вспоминал Колодни. Он сидел рядом с Мастерсом и Явитцем, исполненный благоговения. Молодой терапевт сразу узнал старшего сенатора от штата Нью-Йорк, одного из влиятельнейших людей в Конгрессе. Как Мастерс и Джонсон, Явитц однажды появился на обложке Time – как гипотетический первый президент-еврей в истории США. «Евреям теперь открыты все двери, включая пост президента, – заявлял Явитц, предвидя, что в течение ближайших десяти лет человек его национальности окажется в списке кандидатов на пост президента. – Я был бы рад стать первым, у кого это получится».
Сын иммигрантов с Нижнего Ист-Сайда Манхэттена, Явитц был воплощением американской мечты – энергичным, трудолюбивым и целеустремленным человеком, постепенно поднявшимся с вечерней школы Колумбийского университета через степень в юриспруденции в Нью-Йоркском университете до звания подполковника армии США во Второй мировой войне. По возвращении с войны он был избран от Либеральной республиканской партии в Палату представителей в традиционно демократическом регионе, а позже ловко обошел Франклина Д. Рузвельта, заняв должность генерального прокурора штата. Потом он выиграл выборы в Сенат, став старшим представителем Республиканской партии в Комитете Сената США по международным отношениям. Билл Мастерс сам был либеральным республиканцем и разделял взгляды сенатора Явитца. Они были рады друг другу настолько, насколько вообще могут быть рады врач и пациент. «Он был одним из самых приятных людей, которых я знала, – признавалась Джонсон. – Не будь он евреем, он стал бы президентом. Я с радостью присоединилась бы к республиканцам, окажись Джек Явитц в Белом доме».
Тогда, у бассейна, обычно дипломатичный Явитц развлекал их похабными историями из жизни столицы. Он полагал, что ничего из сказанного не выйдет за рамки приватной беседы. В Вашингтоне разгорался секс-скандал с участием Уилбура Миллса, члена Палаты представителей от штата Арканзас, который в то время был влиятельным налоговым законотворцем, а в 1972 году провалился как кандидат в президенты от Демократической партии. В 1974 году Миллса застали пьяным в компании аргентинской стриптизерши, известной как Фэнн Фокс, пытавшейся удрать от полиции, прыгнув в Приливной бассейн. То, что раньше могло быть спрятано «под ковер», стало
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
