— Нет. — Грейс — не без сожаления — прижала руку к корсажу платья. — Ты не захочешь любоваться. Я слишком большая.
Дэвид прищурился, глаза его вспыхнули еще ярче.
— Ты не можешь быть слишком большой.
Грейс покачала головой. Что мужчины понимают?
— О да, я просто… огромная. Не похожа на леди.
Грейс заметила, что Дэвид судорожно сглотнул, и голос его показался ей почти незнакомым, когда он произнес:
— Грейс, послушай. Мне нравятся большие. Люблю огромных, представь себе…
Он рассмеялся.
— Но ведь считается, что истинная леди должна быть маленькой и хрупкой.
Он округлил глаза и отступил на шаг.
— Посмотри на меня. Разве я выгляжу маленьким и хрупким?
Грейс посмотрела на Дэвида. Он был великолепен — большой, очень большой от самой макушки до широких плеч, широкой мускулистой груди, плоского живота и… и…
Грейс покраснела. Под ширинкой брюк у Дэвида обозначился многозначительный и весьма заметный бугорок…
— Н-нет. Ты не м-маленький.
— Разумеется, нет. И не хочу обладать маленькой женщиной. Я мог бы ее покалечить. Мне нужна… то есть я хочу крупную женщину. Тебя, Грейс. Я хочу тебя.
Он положил руки ей на плечи.
— Не прячься от меня, Грейс. Я хочу видеть, просто умираю от желания увидеть тебя всю.
Он говорил, слегка задыхаясь от волнения, а руки его тем временем двигались, стягивали платье с ее плеч.
— Прошу тебя, позволь мне смотреть на тебя, дотрагиваться до тебя… — Руки его опускались все ниже. — Позволь мне отведать тебя, насладиться тобой.
Как она могла отказать ему? Ее собственное тело жаждало его до боли. Она хотела его так же сильно, как он хотел ее, а может, и сильнее. Это было помешательство, неизлечимая болезнь…
Быть может, Дэвид и есть лекарство от ее недуга.
— Да, — только и прошептала она, когда платье соскользнуло с ее плеч на талию.
Грейс услышала, как Дэвид со свистом втянул воздух; почувствовала, как соски ее отвердели и приподняли тонкую ткань нижней рубашки.
А потом и рубашка сдвинулась вниз, на талию.
— Боже, Грейс, как ты красива!
— Нет, я…
Дэвид ласкал ее груди, гладил их с нежностью. Кончиком пальца обвел кружком один сосок.
О, как он смотрел на нее!..
Грейс замерла, не смея пошевелиться. Груди ее сделались невероятно чувствительными.
Дэвид тронул большим пальцем отвердевший сосок.
— Ой!
— Тебе нравится? — пробормотал Дэвид.
— Д-да.
Дэвид взял сосок в губы. Будто молния пробежала по телу Грейс от груди к чувствительному, влажному, набухшему месту между ног. И это было невыразимо чудесно. Дэвид протянул руку к ее талии, и почти тотчас платье и нижняя рубашка проделали остаток своего пути на пол.
Грейс осталась совершенно обнаженной и почувствовала себя ошеломительно счастливой, такой живой и… сильной. Дэвид смотрел на нее почти с благоговением.
Он прижал ее к себе, целуя шею и маленькое ушко. Грудям Грейс было так приятно коснуться его мягких волос на груди, однако грубоватая ткань брюк щекотала и покалывала плоть нижней половины тела. Она чуть отстранилась, дабы избавиться от неприятных ощущений и протянула руку к пуговицам на ширинке брюк.
— Что такое?
Дэвид поднял голову. Груди Грейс были самыми прекрасными, самыми соблазнительными из всех, какие ему довелось видеть, вкус и аромат ее кожи кружил голову, но прикосновение ее пальцев к ширинке брюк заставило померкнуть даже эти восхитительные ощущения.
— На тебе слишком много одежды.
Грейс рассмеялась. Она чувствовала себя такой свободной в надежде, что может доставить наслаждение не только себе самой, но и Дэвиду. Это его любовь подарила ей самое главное, чудесное, ошеломляющее чувство. Она могла злиться или радоваться, плакать или смеяться, вести себя серьезно или легкомысленно, он все равно любил бы ее, а она — его.
— Если я совсем голая, то и тебе надо раздеться догола, — заявила она и попробовала расстегнуть верхнюю пуговицу.
Грейс была не просто счастлива, она была благодарна судьбе. Она чудом избежала несчастья — ведь брак с Джоном неизбежно стал бы истинным бедствием. Она обрекла бы и себя и его на вечное пребывание в мрачной тюрьме долга.
Выйди она за Джона, ей бы никогда не испытать этот жар страсти, это пронизывающее тело и душу чувство полной жизни. Она даже не знала, что такое существует, когда бросила вызов отцу и уехала в Лондон с тетей Кейт. Оно впервые заявило о себе и поманило ее, когда она увидела Дэвида в бальном зале герцога Олворда, и оно возрастало с каждым поцелуем, каждым прикосновением, каждым словом, которым они обменялись. Это было влечением, а стало любовью! Грейс рассмеялась и погладила растущий бугорок на брюках Дэвида.
Дэвид прикусил нижнюю губу. Ах, робость Грейс была очаровательной, но смелость Грейс оказалась весьма эротичной. Она просто убивала его — в лучшем смысле этого слова! — когда начала расстегивать ширинку. Он чувствовал каждое прикосновение ее пальчиков к его плоти — да, это было само по себе возбуждающим, но главным оставалось то, что он чувствовал в своем сердце. Глядя на ее прекрасные рыжевато-золотистые волосы, каскадом спадающие на кремово-белые груди с нежно-розовыми сосками, вдыхая сладкий запах ее желания, Дэвид едва мог сдерживаться.
Грейс расстегнула последнюю пуговицу, и жезл Дэвида вырвался на свободу и оказался в нежной ручке Грейс.
— Ох, ну надо же!
Грейс уставилась на приз у себя в руках. Так это и есть мужское достоинство. Она очень осторожно провела пальцем от основания к кончику. Дэвид со свистом втянул воздух. Лицо его приняло напряженное, но не сердитое выражение.
Голос Дэвида прозвучал тоже напряженно.
— Ты можешь… трогать меня… как тебе хочется, любимая. Ты не причиняешь мне боль.
– Нет?
— Нет. — Дэвид почти задыхался. — Н-нисколько.
— Понимаю.
Грейс погладила твердый и потемневший от прилива крови жезл. Дэвид застонал. Она отдернула пальцы, словно обожглась, и с тревогой спросила:
— Ты сказал, что я не причиню тебе боль.
— Ты и не причинила.
Он облизнул губы. По щеке у него скатилась капелька пота. Казалось, ему трудно формулировать фразы.
— Это был стон наслаждения.
— Стон наслаждения? — переспросила Грейс.
— Вот именно. И сегодня я добьюсь, что и ты застонешь.
— Нет, ты не сможешь! — возразила она, пренебрежительно фыркнув.
