В этом безукоризненно вежливом, но, тем не менее, устрашающем письме мне все же давалась небольшая отсрочка: у меня имелось двадцать восемь дней на то, чтобы обдумать все и ответить, прежде чем воспоследует судебный иск. Это означало, что я могла дать себе маленькую передышку. Это утешало, тем более что сейчас у меня более насущные и безотлагательные проблемы. Например, вопиющая нехватка денег. Хотя я и предвидела, что счет от адвокатской конторы будет завышен, у меня все же теплилась надежда, что «Лоуренс и Ламберт» хоть немного его скостят, ведь дело ими было проиграно. Что за абсурд, как мне только в голову пришло такое. Они еще и плеснули на рану кислоты: в чеке на добавочные тысячу семьсот тридцать фунтов было указано: «Оплатить в семидневный срок».
Признаюсь, больше всего мне хотелось порвать чек в клочки и выкинуть в ближайшую корзинку для мусора. Или найти другого адвоката и выставить иск Джинни Рикс за полную профессиональную непригодность. Но я, конечно, понимала: уничтожь я чек — «Лоуренс и Ламберт» не просто наедут на меня, но могут окончательно уничтожить, распуская слухи, что я не только дурная мать, но и не плачу по счетам и потому не заслуживаю снисхождения. Так что я в тот же день отправилась в банк, сняла со счета деньги и переслала чек в их контору, а потом долго сидела над чашкой кофе на Хай-стрит в Патни, пытаясь осмыслить факт, что весь мой капитал отныне равняется двум с половиной тысячам фунтов. На это я смогу как-то жить несколько месяцев, если только не найму очередного юриста, чтобы выиграть заключительное слушание.
Я не могла не отдать должное адвокатам Тони: их предложение было дьявольски хитрым. Согласитесь на наши условия — и вы получите немного денег, чтобы начать жизнь с нуля. Отвергните их — и мы затеем бесконечную судебную тяжбу, которая вам просто не по карману. В обоих случаях исход один: Джек остается с Тони и этой женщиной.
В какой-то момент мне захотелось принять их долбаные условия и покончить со всем этим. Взять деньги, переехать куда-нибудь, попытаться найти работу, а со временем попытаться добиться в суде более благоприятного решения о проживании Джека поочередно у обоих родителей. Но это означало бы, что Джек будет расти под присмотром этой женщины, считать ее мамой, а я навсегда останусь каким-то неполноценным придатком семьи, и со временем он возненавидит меня за то, что я не сумела стать ему нормальной матерью. Судя по теперешнему поведению Тони и этой бабы, я не сомневалась: они изо всех сил постараются настроить Джека против меня. Но даже если паче чаяния они вдруг станут честными и справедливыми, право растить и воспитывать Джека у меня все равно отнимут. А вот с этим я никак не могла смириться. Просто не могла — и все.
— У тебя голос не такой убитый, как я боялась услышать, — сказала Сэнди, позвонив мне вечером.
— Нет, я правда убита, — ответила я. — И постоянно реву как белуга. Но знаешь, я еще и разозлилась.
Сэнди даже рассмеялась:
— Рада это слышать.
Ярость, однако, сочеталась с достаточно трезвым осознанием сложившейся ситуации. Меня обошли по всем статьям — и юридически, и финансово. Сейчас я мало что могла со всем этим поделать… разве что попытаться сохранить хорошую мину и постараться убедить мир в том, что я не совсем пропащая.
В первую очередь мне следовало всерьез подготовиться к первой встрече с социальными работниками из детского центра, которые будут присматриваться ко мне. Нельзя было произвести на них впечатление наглой выскочки или грубиянки — словом, женщины, недостойной воспитывать собственного ребенка. Наверняка они и так уже составили обо мне суждение, руководствуясь решением суда. Они считают, что я представляю опасность для сына. И никому нет дела до того, что адвокаты без всякого стеснения передергивали факты, обращая их против меня, и до того, что я тогда была больна. Здесь возражения были неуместны. Нравилось мне это или нет, следовало признать, что сейчас я в их власти.
Поэтому, когда мне позвонила некая Кларисса Чемберс из Социальной службы Уондзуорта и сообщила, что мой первый визит должен состояться через два дня, я немедленно согласилась на предложенное время и приехала за пятнадцать минут до назначенного срока.
Контактный центр располагался в мрачном современном здании из шлакобетонных блоков рядом с метро «Гаррет-Лейн» в Уондзуорте. Рядом раскорячилась уродливая приземистая башня Арндейл-центра. Об этом доме ходила дурная слава как о месте, где проще всего в городе добыть порцию крэка[41].
Матери, явившиеся, как и я, в контактный центр на встречу со СВОИМИ детьми, выглядели так, будто всю жизнь подвергались домашнему насилию и всевозможным иным ужасам, не говоря уже о шоке от того, что закон отнял у них детей. Мы ожидали на скамье в коридоре с грязными бетонными стенами и протертым линолеумом на полу. Кроме меня здесь были еще три женщины, все молоденькие. Одной на вид было не больше пятнадцати. Другая, с глазами зомби, напоминала контуженную, так что я невольно задалась вопросом, какую наркоту она принимает. Третья женщина, сильно ожиревшая, казалось, вот-вот расплачется. Мы не произнесли ни слова, дожидаясь, пока выкрикнут наши фамилии.
Через десять минут в приемную вышла женщина, вызвала Салли Гудчайлд и направила меня в комнату номер четыре, прямо по коридору, вторая дверь направо. Идя по коридору, я вдруг испугалась. Потому что не знала, как поведу себя при виде Джека.
Но когда я вошла, его еще не было. Я оказалась наедине с Клариссой Чемберс — крупной, статной негритянкой с крепким рукопожатием и ободряющей улыбкой. Комната напоминала детскую — мягкие игрушки, манеж, веселенькие обои со зверушками. Эти потуги на уют странным и жалким образом контрастировали с холодным жестким светом люминесцентных ламп и разбитыми плитками потолка.
— Где Джек? — спросила я, не сумев скрыть, что нервничаю.
— Будет здесь с минуты на минуту, — ответила Кларисса и жестом пригласила меня сесть на пластиковый стул напротив нее. — Я просто хотела вначале переговорить с вами и объяснить, как у нас тут все проходит.
— Конечно, конечно… — Я постаралась взять себя в руки.
Кларисса Чемберс снова сочувственно улыбнулась, а потом объяснила, что я должна запомнить этот день и час — среда, одиннадцать утра, — потому что отныне в это время будут проходить наши встречи с Джеком. Отец ребенка поставлен об этом в известность, так что няня будет привозить сюда Джека к этому времени. Няня не будет присутствовать на наших встречах — только я и Кларисса. Однако если я захочу, то могу предложить кого-то из родственников или друзей, кто мог бы присутствовать и следить за тем, как проходит визит. Кандидатура надзирателя, разумеется, должна вначале пройти проверку и быть утверждена администрацией Социальной службы.
— Я совсем недавно в Лондоне, и, пожалуй, не знаю никого, кто мог бы…
Я умолкла, не закончив фразу. Кларисса коснулась моей руки:
— Ну и ладно. Значит, вашим надзирателем буду я.
Она продолжила и рассказала, что я могу приносить Джеку любые игрушки или одежду, если захочу. Я могу играть с ним. Могу брать его на руки. Могу просто смотреть, как он спит. Если я захочу кормить его из бутылочки, Кларисса в качестве посредника выяснит у няни, какое именно питание и в каком количестве он сейчас получает, а также уточнит время кормления.
