хруст, раздававшийся из его плеч. Так пришлось промучиться почти минуту, под конец уже ревя от боли и понимания этой самой безысходности и мучительного конца, который вот-вот ожидал его.
Его опущенная и почти смирившаяся голова, которая лишь немного нашептывала про себя молитвы, вдруг резко и до боли дернулась назад, заставив прохрустеть, кажется, все шейные позвонки. После того, как он пришел в себя от этого толчка, тело ощущало под собой холодный и бетонный пол, пыль с которого понемногу впивалась внутрь легких. Рома повернул свою голову и увидел, как Петя сидел на корточках, интересным видом разглядывая уже открытый им тот самый документ. От него временами раздавался сильный смех, который с каждой новой перевернутой страницей приобретал свою необычную и отличавшуюся от других реакцию.
– Вот идиоты. Нет, ну точно…, – остановился этот оживленный человек в тот самый момент, когда увидел, как его спасенное тело смотрит прямо в его сторону.
Они переглянулись между собой довольно не коротким и случайным взглядом, видимо, не зная, что сказать и потом «Американец» стал лишь вновь разглядывать документ.
– Я же говорил! Я ведь всегда говорил! Я туда и шел! Значит, мы правы были. Хаха. Вот идиоты. Такие вещи и в таких местах хранить. Ну, всё, крышка им, – радостно произносил он.
Рома понемногу начинал вставать, ощущая, как плечи и спина жгут, словно на них вылили чайник кипятка. Всё это дико хотелось расчесать, даже в моменты прикосновения к ноющим до адской боли местам.
– Что там?
– Где? А, тут? Да так, ничего особенно, – говорил Петя, начиная быстро складывать все бумаги документа вместе и, видимо, решаясь побыстрее сматываться от сюда. – Всего лишь места складов, где эти придурки хранят свою технику. Представляешь, они сами забыли, где, видимо, их некоторые базы остались. Ну, подземные правда. Вот идиоты. Хе. Ладно, сейчас выйдем. Я им это отдам и… Ну потом, короче, всё окей будет, – довольно говорил он.
– Что будет с нами?
– Ну, обещали же отпустить. Думаю, что отпустят. Ты только это, смотри не говори, что я её смотрел. Понял?
– Да.
– А то кирдык нам с тобою будет, – вдруг тихо прошептал он. – Ух. Вот это я нарыл. Ну, молодец. Всё, теперь точно им крышка, – довольно разъяренно говорил он, расхаживая почти на месте.
Когда они шагали к выходу, Рома то и дело хотел спросить у него про ту самую информацию поподробнее. Надежда на то, что его небольшая бригада жива, ещё не остыла и хотелось сделать всё возможное, чтобы в какой-то момент хотя бы попытаться помочь им.
Нервное и судорожное повизгивание «американца» прекратились в тот момент, когда около двери на выход из комнаты в его лицо сильно и боязно стал дышать Рома, как можно сильнее прижимая его к стенке за тонкий воротник.
– Что в… папке? – спросил он, скрипя зубы и показывая свою готовность вцепиться прямо в глотку.
Никак не ожидавший, радостный и почти беззаботный человек с кличкой «балабол» после первого же резко тяжелого выдоха ударившейся грудью о стену стал примерно того же цвета, что и серая пыль, немного витающая вокруг.
– А? – жалко спросил он.
– Я просто хочу знать, что в папке… Пожалуйста, – аккуратно, сдерживая тяжесть эмоций говорил ему испуганный голос.
– Я же тебе сказал, что там.
Рома пытался найти в себе силы, зная, что по всей видимости эта информация могла бы пригодиться его окмандиру очень сильно. Военные склады – именно об этом когда-то он слышал от него. Это было очень тяжело. Заставлять человека страдать было для него самым болезненным, что он когда-то мог сделать, но другого пути он не видел.
– Я скажу, скажу…, – немного задыхаясь говорил Петя, – опусти. Давай нормально… поговорим. Ты же, вроде, адекватный, Ром.
После этих слов руки на воротнике убитого страхом «американца» начинали понемногу сползать вниз, а потом и вовсе опустились, лишь свисая к полу.
Петя каким-то жутким и в тоже время бешеным взглядом осматривал его, а точнее ослабевшее тело и лишь как можно быстрее застегивал пуговицы на своей рубашке.
Потом резких глухой звук, под конец оканчивающийся неожиданным Роминым стоном. Сначала он даже ничего не почувствовал. Лишь перекрыло дыхание. Только потом, когда лежал на полу, принимая удары ногами по телу и голове, его боль стала быть по-настоящему адской. Так продолжалось, пока тот, что стоял на ногах не устал. Даже на половину оглохшему от удара Ромину ухо было слышно, как он тяжело дышал, с небольшим визгом выдыхая всё своих легких.
– Что ты, сука? А? Думал вот так прижмешь и я тебе расскажу? Тебе это нахрен не нужно знать. Хотя, раз тебя все равно прикончат… Ладно. Перед смертью хоть тебе душу потравлю. Не понимаю, правда, зачем тебе это нужно, но раз так хочешь, то пожалуйста, – с огромной тяжестью говорил он, то и дело пытаясь вдохнуть поднятую пыль, как можно больше. – Там, в этих базах, ракет много. Я их уже год ищу. Думал, что так и не найду. Но, видимо, что-то там, наверху, есть. Да… У них в Коми ещё 5 складов должно быть и в Казани три. Возле Урала шесть даже целых, но не уверен, что мусульмане нашли ещё. Я как освобожусь, сразу своим передам, на запад. Кирдык этой России поганой будет. Новую жизнь тогда начнем. Надо же кому-то с этим злом бороться. Сорок лет у власти, а толку хер… Ну ничего… Всё здесь скоро закончится. Мы проблему эту решим. Ублюдков этих всех за жопы возьмем… Так что, вот так, – из последних сил, почти задыхаясь проговорил он Роме и пнув его ещё раз прямо под живот пошел к выходу.
Его шаркающие шаги всё больше сливались с сильным сквозняком, который летал по тому коридору и Рома начинал понимать, что пора пытаться встать. Боль и отчаяние терзали его тело так, что с глаз то и дело пытались вытекать слезы. Всему этому теперь была граница – то обещание отцу Михаилу, а точнее его свету. Разум теперь отчетливо понимал, кто может выжить, а кому не суждено?
В какой-то момент он всё же встал. Да, он сделал это, вопреки всем предрассудкам и выводам о том, что дальше будет лишь хуже и тяжелее. Из под тех самых обещаний его тело всё же шагало вперед, по пыльному коридору, куда-то на яркий, слепящий свет. Шагало, даже когда где-то там раздался громкий выстрел. Его пережившая и не такие звуки полуживая плоть даже не думала о чем-то хорошем или плохом.
