– Урал Маскай считает, что ты странно себя вёл в Декстрине, – снизошёл до пояснений Чайот Гарло, – и решил, что тебе стоит подумать над своими странностями в белой машинной.
Если Урал счёл подозрительным его поведение, то как бы разъезды на этом не закончились, с тревогой подумал Илидор и нерешительно начал:
– С чего вдруг Урал Маскай будет…
И тут же получил удар самострелом в бок наотмашь от Скарлая.
– С того что тебе так сказано, захухра трепливая! Топай давай!
Золотой дракон сделал вдох, долгий-долгий и прерывистый вдох, с тоской глядя на замок и окружающую его стену. Может, кочерга бы с ней, с подготовкой? Обойдётся как-нибудь без монеток, припасов и всяких нужных в походе штук вроде ножа, фляги или одеяла. Чем это хуже ночи в машинной?
Если бы ещё у дракона было особенно много шансов перелететь через стену без нескольких дыр в боку и сожжённого хвоста! Пока он будет нестись к стене отсюда, стражие эльфы сто раз успеют сообразить, что происходит, и встретят его залпом копий прямо в морду. А заклинаниям сращения и соображать ничего не нужно, они просто велят машинам стрелять по дракону.
Илидору почудилось далёкое ворчание бури, но дракон понятия не имел, о чём она ворчит.
* * *
– А ты помнишь, как в первый раз увидел Теландона? – Найло несколько раз дёрнул толстую цепь, потом толкнул её и стал следить, как она качается туда-сюда, размахивая с нею в унисон правой ногой. – По-моему, Теландон нарочно вам показывается, пока вы ещё маленькие, чтоб вы понадёжнее с ума съезжали.
– Я смотрю, в твоём детстве была целая тьма Теландонов, – буркнул Илидор и вжался посильнее в свой угол.
Он ещё не понял, какая роль у Найло в этом месте: то ли отвлекать дракона от ужаса перед машинами, то ужасать не хуже любой из них.
– Ну просто скажи. Просто признай: ты не помнишь, как в первый раз встретил большинство здешних эльфов, а Теландона – помнишь. Даже если ты его впервые увидел ещё до того, как вылупился из яйца. Ну, я прав, Илидор, я прав?
Дракон поморщился и прикрыл потускневшие глаза.
Да, Найло был прав. Илидор впервые увидел Теландона, когда был подростком – он недавно вышел в Айялу, шалел от обилия новых лиц, морд, имён, запахов и звуков вокруг себя, от простора и человеческой ипостаси, которая обостряла запахи и звуки до истошности. Илидору тогда всё время казалось, что он попал в безграничный, необъятный мир, и тот спешит ему показаться, разрывает его на тысячи маленьких дракончиков, обволакивает запахами, вкусами, направлениями…
В тот день Илидор постарался как можно быстрее закончить возню с рассадой в теплицах Корзы, хотя ему очень нравилось возиться с рассадой, с пахуче-колючими листьями краш-томата и жирной чёрной землёй, в которой попадались смешные медлительные червяки. Но по дороге к теплицам он приметил прекрасное дерево бубинга – неподалёку от тропинки и живописных куч валунов, в зарослях крапивы. Золотой дракон уже знал, что крапива жжёт тонкую кожу эльфов гораздо сильнее, чем драконью, и эльфы никогда не полезут в крапиву, если только не сойдут с ума.
Так вот, он закончил подвязывать кусты краш-томата, наблюдавшие за ним сподручники вышли наружу, отдуваясь и промокая платками вспотевшие шеи, а самому золотому дракону оставалось каких-нибудь несколько шагов до выхода, когда его догнал голос Ахнира Талая, неожиданно и непонятно как сюда забредшего:
– Илидор, твою захухру! Вернись в теплицу и расставь вёдра по местам!
Какой-то кочерги этот эльф считал своим долгом оказываться там, где находился Илидор, и придираться к нему нещадно по всякому поводу. Сегодня был как раз тот день, когда золотого дракона это окончательно допекло, потому он ответил:
– Сам расставляй. Корза ничего такого не говорила.
– А я говорю, – бесцветным голосом произнёс Ахнир. – Это прямое указание, если ты не понял.
Золотой дракон, бурля едва слышным горловым рычанием, пошёл обратно, во влажный тепличный жар, по длинной дороге-анфиладе через аккуратно подвязанные кусты краш-томата. Через стекло на Илидора сочувственно светило солнце, бросало блёстки на золотые волосы и это, кажется, сердило Талая. Тот стоял прямо на пути у дракона, упирая руки в бока и делаясь похожим на знак «∱», означающий двойную гласную «эа». Подросток-драконыш был намного ниже Талая и почти таким же тощим как эльф – мясо на драконах нарастает уже у самого порога полной взрослости – и возвышающийся на дороге Илидора Ахнир выглядел весьма крупным и угрожающим. Но всё равно дракон, проходя мимо, сильно задел его плечом, хотя его самого от этого едва не развернуло вокруг собственной оси, и хотя дракон знал, что в ответ моментально получит затрещину. Но его это, конечно же, не могло остановить.
Он собрал вёдра, намеренно грохоча дужками, расставил их под стенкой и обернулся к Талаю, приподнял брови в безмолвном «Ну?».
– Мордой по бревну, – вслух ответил ему Ахнир. – Ещё раз оставишь после себя бардак – три дня будешь сидеть в замке.
– Да что с тобой не так! – Взорвался Илидор. – Я ничего не сделал, какой кочерги ты за мной…
– Илидор! – Талай шагнул к нему. – Если ты позволишь себе ещё раз открыть пасть и заорать на меня, я твою чешуйчатую жопу…
– Ахнир. Отойти. От драконыша.
Даже несмотря на то, что сумрачный голос Теландона, по сути, принёс ему спасение, Илидору он не понравился куда больше, чем Ахнир Талай. Того в крайнем случае можно цапнуть по старой детской привычке, а Теландона… при виде его даже у взрослых драконов чешуя, бывало, так плотно прилегала к телу, что сковывала движения. В тот день Илидор ещё не знал этого, но зато очень ясно понял, что этого эльфа он никогда не отважится цапнуть.
Позади Теландона, словно мыльный пузырь, болталась огромная тень сумрачного мрака, незримая, не имеющая запаха или звука, но её присутствие чувствовал каждый – как будто повеяло холодом или даже не холодом, а предвестием его, как бывает в самом начале осени. Эта сумрачность всегда стояла позади Теландона и глядела на тебя пустыми глазницами.
Теландон был магом смерти.
Очень давно не практикующим, конечно, иначе не смог бы стать уважаемым теоретиком и верховным магом домена. Это обычные маги оттачивали своё мастерство годами и десятилетиями, укрепляя связь со стихиями и явлениями – а маги смерти отходили от дел в молодом возрасте. Они расплачивались за своё искусство жизненной энергией, избыток которой был дарован им природой: растратив его, маги теряли связь с другой стороной жизни и прекращали практиковать – но горбатая печать сумрачного мрака навсегда оставалась за их левым плечом.
Тогда Илидор не знал этого. Илидор только почувствовал шкурой, что Теландон – неправильный эльф, как будто не совсем живой. Понял, что этот эльф никогда не выходит из себя, он не станет орать на дракона, бить его или мстить за что бы то ни было. Илидор понял, что Теландон всегда действует рассудительно, взвешенно и в выбранном русле. Что если он принимает жестокие решения – они никогда не вызваны эмоциями, а всегда – только необходимостью в том смысле, в котором её понимает Теландон.
