Это означало: «Помолчи, сейчас такой важный момент».
Церемония подходила к концу.
Сейбер положил Элле руку на плечо, заметив это, епископ неодобрительно засопел. На Элле было простое кремовое платье из шелка, отделанное кружевами и расшитое крошечными жемчужинами и хрусталиками. Цветы из кружев с жемчужинами в серединке придавали очарование ее гладкой прическе. Из всех украшений на ней была только рубиновая звездочка – его первый подарок.
Она держала в руках кремовую розу – одну из тех, которые по-прежнему присылал ей Девлин от имени Сейбера.
Его невеста изысканна и элегантна.
– Я обязан просветить вас касательно… э-э… – Епископ умолк на полуслове.
Сейбер вскинул брови и молча ждал.
– Я обязан просветить вас касательно обязанностей мужа и жены, – наконец вымолвил Даллингтон и пустился в пространные рассуждения.
– Ты моя жена, – шепнул ей Сейбер. – Элла, ты теперь леди Эйвеналл, любовь моя.
Она улыбнулась ему дрожащими губами.
– И вы приобрели себе обузу, милорд. Я постараюсь сделать так, чтобы не обременять тебя.
Он хотел заметить ей, что скоро, возможно, она обременит себя.
– Мама с папой должны были быть здесь, – громко заметил Макс, нарушая тишину.
Сейбер обернулся к своему новоиспеченному шурину, но юноша отвернулся.
– Довольно, Макс, – приказала бабушка. Макс бросил на нее свирепый взгляд.
– Нет, им надо было приехать. Мы должны дождаться их и потом повторить церемонию.
– Не думаю, что…
– Он просто расстроен, – вмешалась Бланш, перебив Сейбера. – Пойдем со мной, Макс. Приготовим свадебный завтрак. Мы здесь не нужны.
– Очень разумное решение, миссис Бэстибл, – заметил Биген, одетый по случаю торжества во все золотое. – Я иду с вами.
Макс заложил руки за полы фрака.
– Я ведь беспокоюсь за тебя, Элли. Ты позаботишься о ней, Сейбер?
Бабушка миролюбиво заметила:
– Твою сестру никто у тебя не отнимает, Макс. Она все равно останется твоим лучшим другом и защитником.
Сейбер задумчиво смотрел на бабушку. Он не должен забывать, что этот паренек нуждается в опеке, – еще недавно он был одинок и всеми покинут.
– У тебя теперь будет еще один дом, Макс, – сказал Сейбер. – Ты можешь приезжать к нам с Эллой, когда пожелаешь.
Макс кивнул, щеки его вспыхнули радостным румянцем. Сопровождаемый Бланш и Бигеном, он тихо вышел из комнаты.
Крэбли, бывший молчаливым свидетелем церемонии, откашлялся и произнес:
– Примите мои поздравления, милорд. Я займусь завтраком, пока его не уплел наш юный друг. Нам всем известны его, э-э, способности.
Епископ закончил свою речь, словно его и не прерывали. Бабушка вручила ему объемистый сверток от Сейбера, и на суровом лице священника сразу расцвела улыбка.
– Присоединяйтесь к нашему праздничному столу, – без особой сердечности предложила бабушка. Когда священник кивнул в знак согласия и вышел из комнаты на удивление легкими шагами, она возвела глаза к небу.
– Насколько я понял, наш святой друг вам не по нраву, – заметил Сейбер.
– И ты ошибаешься, мой мальчик, – возразила бабушка. – Надо выказывать уважение служителям церкви.
Сейбер ухмыльнулся, несмотря на ее суровый тон, и заключил свою жену в объятия.
– Ну конечно, я уважаю его, – сказал он, коснувшись кончиками пальцев губ Эллы. – Он объявил о том, что ты теперь навеки моя, возлюбленная.
Холмы Котсуолда, поля лилового льна, желтой сурепки, нежно-зеленая трава и свежевспаханная земля, разбитая на квадратики, напоминающие лоскутное одеяло.
Экипаж катился по дороге под полуденным солнцем. Элла прижалась лбом к стеклу, и цветы у дороги расплывались у нее перед глазами. Длинные пурпурные орхидеи и желтые полевые цветы. Показались и крошечные белые цветочки ясменника. Она должна набрать букетик, как всегда делала весной, высушить и положить в белье.
В их белье.
Отныне она жена Сейбера, и все, что принадлежит ему, принадлежит и ей тоже, как и ее жизнь и его жизнь – единое целое.
Элла взглянула на Сейбера. Он сидел напротив нее, повернув лицо к другому окну. При таком повороте его шрамы не были видны, и его лицо стало таким, каким она впервые увидела его пятнадцатилетней девочкой, – только чуть старше и чуть более утомленное.
– Ты устал, – сказала она, нарушив молчание, которое, как ей показалось, продолжалось целую вечность.
Он посмотрел на нее.
– Я прекрасно себя чувствую.
– Но я же не сказала, что ты болен. Я сказала, что ты устал. Ты ведь не спал всю ночь.
– А ты спала?
– Да, по-моему. Немного. Но, думаешь, я не заметила бы, когда ты заснул? Или хотя бы на минуту прикрыл глаза, сидя в кресле, в котором ты провел нашу брачную ночь? – Сказав об этом, она тут же пожалела о своих словах. – Прости меня, Сейбер, пожалуйста.
– Ты ничего не понимаешь. – Он снова отвернулся к окну.
Его резкий тон больно задел Эллу. Она забилась на свое сиденье и поплотнее запахнула накидку.
Лицо его словно высечено из камня – бледное лицо, темные круги под глазами, плотно сжатые губы.
Она больше не могла вынести этого молчания.
– Я раньше никогда не была в «Непорочности».
– Правда?
– Да. И «Собака и куропатка» тоже очень миленькое местечко.
– Но ты, верно, останавливалась в других гостиницах.
– Да, но только не в мою первую брачную ночь. Он закрыл глаза, тень страдания промелькнула по его лицу.
– Я слышала, как они пели под окнами. Сейбер не открывал глаз.
– Они пришли с окрестных ферм, эти люди, просто чтобы собраться вместе. У местного лорда такие прекрасные сады, и неудивительно, что все любят прогуливаться там…
– Они приходят туда, чтобы выпить, – отрезал он.
– Тебе не нравится «Собака и куропатка»?
– О, ради всего святого!
– Сейбер! – Элла почувствовала, как слезы наворачиваются ей на глаза, и часто заморгала. Она не заплачет. – Что я сделала? Что произошло с тех пор, как…
– Перестань. Пожалуйста, Элла, оставь меня в покое. Гостиница очаровательная. Я всегда любил в ней останавливаться.
– И все же ты не стал там делить со мной постель. – Она произнесла это вслух. Отлично. Так и надо продолжать – говорить открыто. Она помнила мамины слова о том, что мужчины и женщины именно так и должны вести себя друг с другом – не скрывать ничего.
Вместо ответа Сейбер оперся локтем о колено и запустил руку в волосы.
