А два воина, преследовавшие его, очутились прямо в «зоне поражения».
Жрица разорвала барьер, отделявший этот мир от уровня Огня, и разрыв этот пришелся прямо напротив лиц ее воинов; оба с душераздирающими криками рухнули на землю.
И это дало Закнафейну время, в котором он так нуждался.
Он бросился на землю и перекатился, затем вскочил и принялся яростно работать мечами.
Он колол жрицу в живот…
Рубил ее бедро…
И другое бедро…
Попытался перерезать ей горло…
Но ее защита выдерживала: каждый удар порождал лишь вспышку магического света и россыпь зловещих жгучих искр. Тем не менее каждая следующая вспышка была более тусклой, чем предыдущая; судя по всему, жрица не обладала достаточным могуществом, чтобы постоянно поддерживать вокруг себя защитный «кокон».
Закнафейн нанес ей пять, десять ударов. Он находился слишком близко к ней, и кнут никак не мог ей помочь; атаковал так яростно, что противница не успела бы произнести даже самое короткое заклинание. И жрица схватилась за другое оружие – она попыталась остановить Закнафейна при помощи булавы, заключавшей в себе могущественные чары.
Она была очень искусна в обращении с булавой и, скорее всего, могла бы одолеть в обычном поединке любого мужчину-дроу.
Но Закнафейн не был любым дроу, он далеко превосходил большинство своих соплеменников-мужчин.
Следует отдать жрице должное: она почти отразила следующую дюжину выпадов Закнафейна. Спустя некоторое время ее защитные заклинания утратили силу. Женщина получила слишком много ран, была слишком потрясена, испытывала слишком сильную боль, чтобы избежать града ударов, обрушившихся на нее.
Закнафейн атаковал жертву буквально со всех сторон, свирепо, неистово, безжалостно; он забыл обо всем, кроме убийства жрицы. Однако он мог не волноваться насчет остальных противников. Воин, которого он ударил рукоятью меча, все еще корчился на земле. Второй тоже выбыл из строя – он лежал ничком, и от его одежды поднимался дымок; трясущейся рукой он пытался вытащить застрявший в спине дротик. Третий развернулся, бросил оружие и поднял руки, сдаваясь в плен Аратису Хьюну, направившему на него арбалет.
Но все это не интересовало мастера оружия. Его мысли всецело занимала злобная прислужница Ллос. Наконец жрица рухнула на землю, несколько раз судорожно вздохнула в агонии, и глаза ее широко раскрылись – она отчетливо понимала, что сейчас покинет этот мир и навсегда уйдет в небытие.
Закнафейн мог бы пронзить женщину мечом и прекратить ее страдания.
Вместо этого он плюнул на умирающую и вытер клинки о ее платье:
– Отправляйся к своей возлюбленной богине.
Глава 17
Сила сострадания
Когда Джарлакс показался из-за поворота, сражение завершилось, и единственными, кто мог стоять на ногах, были его товарищи. Кроме того, они сохранили способность двигаться, в отличие от «приманки». Заклинание жрицы, превратившее хафлингов в изваяния, по-прежнему действовало, и пленники сидели совершенно неподвижно.
Мысленно Джарлакс приказал своим сапогам снова стучать по полу и с небрежным видом приблизился к месту схватки.
– Как мило с твоей стороны, что ты к нам присоединился, – приветствовал его Закнафейн, не оборачиваясь. Он так и стоял, сжимая и разжимая кулаки – на костяшках остались ссадины после удара, нанесенного в лицо врагу.
– Знаешь, мне пришлось там разбираться с одной из верховных матерей, – ядовито ответил Джарлакс.
– А где?.. – начал было Закнафейн, но не договорил, увидев выражение лица Аратиса Хьюна. Наемник, изумленно вытаращив глаза, разглядывал своего командира.
– В ином измерении – далеко отсюда, но в то же время довольно-таки близко, – сообщил Джарлакс и продемонстрировал небольшой круглый кусочек черной ткани.
Закнафейн обернулся и даже поперхнулся, забыв о том, что хотел сказать.
– Опять твои волосы?
И Закнафейн едва не расхохотался, забыв об окровавленных трупах врагов, валявшихся вокруг, забыв о тревоге за жизнь рабов-хафлингов, забыв о крови на своих руках и клинках. Но вовремя прикусил язык. Да, Джарлакс выглядел совершенно смехотворно: «шипы» из волос почернели (несомненно, то оставило свои следы сгоревшее масло, которым он их намазал), над головой курились струйки дыма. Однако, с учетом убийственного выражения лица Джарлакса, легко можно было вообразить, что дым идет у него не от волос, а из ушей. Без сомнения, ожоги на голове причиняли наемнику сильную боль.
– Заткнись! – велел он.
– Может быть, это все-таки боги в очередной раз намекают на то, что тебе не стоит носить длинные волосы, – не обращая на него внимания, заметил Закнафейн.
– Заткнись.
– Мне кажется, ты выглядишь весьма шикарно. Кроме того, похож на вещь, полезную в хозяйстве. Факел, который задуло ветром и который ждет, чтобы его снова зажгли.
Джарлакс сердито надулся, а Закнафейн рассмеялся еще громче.
Однако Аратису Хьюну было не до смеха.
– Твоя глупая тряпка не удержит ее, – предупредил он. – Она сумеет на несколько мгновений рассеять магию. Этого ей хватит, чтобы сбежать.
Джарлакс посмотрел на Хьюна, потом на тряпку, затем снова на наемника. Пожав плечами, он швырнул тряпку за спину; вращаясь, она устремилась вверх, угодила на потолок и приклеилась к нему. Дверь между измерениями открылась.
Мать Шиива вывалилась из дыры вниз головой. Она отчаянно замахала руками и, естественно, собралась прикоснуться к эмблеме своего Дома, чтобы активировать двеомер левитации.
Но Джарлакс ждал этого: он вытащил магический скипетр, направил его на жрицу и выпустил в нее липучий шар. Субстанция угодила в грудь женщине, и руки ее приклеились к платью.
После чего Шиива просто упала вниз головой на каменный пол – с высоты почти тридцати футов.
Перед сражением она оградила себя от враждебной магии, от огня, холода и молний, от стрел и дротиков, от ударов острыми и тупыми предметами.
Но не от падения.
Да, ее заклинания несколько смягчили удар, и череп не раскололся, но чары все равно оказались бесполезными, потому что в следующий миг шея женщины согнулась под неестественным углом и раздался громкий хруст костей.
Джарлакс, Аратис Хьюн и тот воин Заувирр, который не корчился на полу, поморщились, услышав тошнотворный звук. Шиива сломала себе шею.
Однако Закнафейн даже бровью не повел: ведь на полу валялась мертвой не кто-нибудь, а верховная жрица Паучьей Королевы! Он испытал удовлетворение, прикончив ее дочь, но это было даже лучше. Он небрежной походкой подошел к трупу, чтобы для собственного удовольствия вдобавок перерезать жертве горло, но клинок даже не оцарапал кожу. Ох уж эти жрицы и их заклинания!
