— Да, та птица, — продолжал Тол'чак. — Как она может искать потомка короля, если она никогда его не видела? Даже нюхачам необходим запах.
— Тут дело не в запахе, а в узах. Яйца лунного сокола окунают в королевскую кровь. Птица и кровь соединяются. Этот сокол — прямой потомок лунного сокола, связанного узами с нашим королем. Потомок узнает потомка. Он сядет только на руку потомка нашего короля, когда почувствует королевскую кровь.
— Но я видел, как сокол сидел на твоей руке, — заметил Крал.
Мерик тяжело вздохнул, словно ему приходилось говорить очевидные вещи:
— В моих жилах течет королевская кровь, я четвертый сын королевы Тратал, Звезды Утра. Это давняя мечта нашего народа — объединить два дома: линию нашей нынешней королевы и линию древнего короля.
Крал хрипло рассмеялся:
— Объединить два благородных дома! Боги, как я рад, что мой клан уже давно оставил все это в прошлом. Мы ни перед кем не склоняем головы.
Лицо Мерика покраснело, когда Крал излагал свои наивные взгляды, тонкие губы элв'ина стали еще тоньше, а в глазах загорелась ненависть. Тол'чак ощутил в этом худом мужчине такие запасы ненависти, что он вдруг показался ему опаснее сотни гоблинов. Огр решил, что пора заканчивать разговор. Кроме того, ему не терпелось продолжить путешествие.
— Там впереди туннель. Мой друг в него вошел. Возможно, туда же полетел и лунный сокол.
Кровь медленно отхлынула от лица Мерика, когда он повернулся к огру, потом элв'ин едва заметно пожал плечами.
— Я пойду с вами, как и обещал. — Он бросил презрительный взгляд в сторону Крала, а потом вновь заговорил, обращаясь к Тол'чаку: — Пусть птица еще немного поохотится.
— Тогда пойдем.
И Тол'чак пошел вперед, пока горец не успел сказать что-нибудь еще, неприятное для ушей элв'ина. Мерик зашагал рядом с Тол'чаком, а Крал сразу начал отставать.
Они молча пробирались между валунами. Иногда Тол'чаку приходилось втаскивать своих спутников, если им попадались особенно крупные камни. Крал всякий раз хмурился и краснел. Независимый горец неохотно соглашался принимать помощь огра, но деваться ему было некуда. С мрачным видом он брал протянутую огром руку, и тот легко втаскивал Крала на очередной огромный камень.
А Мерик принимал помощь Тол'чака как должное. Он ни разу даже не кивнул в знак благодарности. Казалось, он привык к тому, что ему постоянно помогают. Тол'чак поднимал его, поражаясь, насколько легкое у элв'ина тело, словно его кости были полыми, как у некоторых длинноногих болотных птиц.
Они продолжали молчать. Руки и ноги Тол'чака послушно делали свое дело, и у него появилась возможность поразмыслить над словами элв'ина. Что-то в них его тревожило, но он никак не мог ухватить суть этих сомнений. Безмолвное продвижение между валунами позволяло огру вспомнить все, что он знал об элв'ине. Его мысли вернулись к их первой встрече; и к тому моменту, когда они преодолели большую часть пути, Тол'чак наконец понял, что его тревожит.
Он повернулся к Мерику. Элв'ин сгорбился, он тяжело дышал после трудного подъема. Даже Кралу пришлось прислониться к ближайшему валуну, после чего он принялся массировать левое бедро.
— Когда мы первый раз встретились на поляне в лесу, ты что-то говорил о потомке короля. И о какой-то ведьме. Как все это связано?
Мерик кивнул, он еще не успел отдышаться.
— Да, существует еще и вторая причина, по которой мне было позволено отправиться на поиски короля. Оракул говорил о ведьме наших бывших земель, которая появится в той же долине, что и потерянный король. Ведьма будет привлекать к себе защитников, как мотыльков, летящих на смертельное пламя, и, когда ее войско вырастет, она разорит наши древние дома. Вот почему я должен искать не только короля, но и ведьму.
— Зачем? — спросил Крал, выступая вперед. Он слегка прихрамывал на левую ногу.
— Чтобы убить ее.
ГЛАВА 30
Элена смотрела, как дядя подходит к Эр'рилу, который опустился на колени у входа в следующую пещеру, прикрывая лицо от вырывающегося оттуда света. На щеке Эр'рила сверкала, как самоцвет, слеза.
— Что это? — спросил дядя, положив руку на плечо воина.
Эр'рил ничего не ответил, лишь показал в сторону пещеры, у входа в которую он застыл.
Элена осторожно подошла к дяде и выглянула из-за его спины, чтобы посмотреть на свет. Его источник находился в центре круглой пещеры. Больше ничего в ней не было.
— Поразительная работа, — сказал дядя, прищурившись и оглядывая пустую пещеру. — Но что тебя опечалило, Эр'рил?
Воин покачал головой и ничего не ответил.
Элена выскользнула из-за спины дяди, чтобы лучше осмотреть пещеру. В центре, прямо на каменном полу, стояла хрустальная статуя, фонтанирующая серебристым светом. Хотя камень статуи был источником чистого света, девушка с удивлением обнаружила, что он не ослепляет, позволяя рассмотреть саму скульптуру, даже наоборот: свет каким-то непостижимым образом драпировал статую, подчеркивая отдельные детали работы скульптора.
— Художник, создавший это произведение искусства, обладал поразительным мастерством, — сказал дядя Бол, с беспокойством поглядывая на воина. — Без сомнения, гоблины не имеют к статуе ни малейшего отношения. Камень гладкий, тщательно выполненные глаза и губы — не то что грубые рисунки на арках.
Элена молча согласилась с дядей. Статуя была поразительно красива — однако красота эта показалась ей жестокой.
Скульптор высек фигуру маленького мальчика. Девушка решила, что ему не больше десяти зим. Мальчик стоял на коленях, одной рукой опираясь на пол, другую поднял, словно умолял о чем-то. Искаженное от боли лицо было обращено к небесам. Не оставляла сомнений и причина страданий мальчика.
— Взгляни, как скульптор выбрал материал, чтобы добиться драматического эффекта, — сказал дядя, положив руку ей на плечо. — Мальчик сделан из хрусталя, а меч серебряный.
Элена кивнула. Краем глаза она увидела, как исказилось лицо Эр'рила при упоминании о мече. Как и ему, ей не нравилась эта деталь скульптуры.
Серебряный клинок пронзил спину мальчика, его сердце, и вышел со стороны груди. Рукоять торчала из спины, а острие уходило в пол пещеры. Казалось, мальчик пытается уйти от судьбы, словно еще не понимает, что он получил смертельный удар, и лишь ощущает боль. Его невинное лицо, обращенное к небесам, умоляло о прекращении страдания. Широко раскрытые глаза как бы вопрошали: «Почему это случилось со мной?»
Элена посмотрела в лицо мальчика и почувствовала, как глаза у нее наполняются слезами. Ей захотелось подойти к нему, утешить, избавить от страданий. Однако она понимала, что это всего лишь статуя. Она была создана много лет назад, но мучительная боль ребенка тронула ее сердце даже через века.
