Ведьмовская энергия собирала кровь моей матери, освобождая путь Гвенде, а я понятия не имела, что предпринять. Как защитить себя. Всё, что могла, носиться по залу, невидимая для всех. Бесноваться, не в силах причинить врагам вред.
— Нет!
Они ворвались впятером. Защитники. Во главе с Ульрихом.
— Убери от Лилит руки! — приказал полуведьмак Гвенде.
Основательница плотоядно улыбнулась.
— Только погляди на этого рыцаря, — сказала мужу. — И ведь не боится. Готов пойти на смерть. И остальных за собой потащит. Самое смешное, маленькие дурачки верят, что способны на что-то повлиять.
Они, правда, смотрели бесстрашно. Бледность на лицах была следствием отданной духу крови. Друзья бросили работу и помчались мне на помощь. Впрочем, орден сделал для истинного защитника всё, что мог. Теперь черед ведьм и полуцветов. Они уже достигли лунной башни. Я это чувствовала благодаря связи с Гвендарлин. Как и то, что замок бился в предсмертной агонии, сдерживаясь из последних сил.
— Отступите. Просто отступите, — предложил Дюваль. — Я не хочу калечить никого из вас. Меня всегда восхищал орден. Столько преданности, столько самопожертвования.
— Отойдите от Лилит! — повторил Ульрих.
Его трясло от негодования. Я и сама сходила с ума от злости. Как смеет Дарлин «петь дифирамбы» ордену?! Он — то самое зло, с которым боролись поколения защитников?!
— Не говорите, что я вас не предупреждал.
Дарлин щелкнул пальцами. Просто щелкнул пальцами. И мои друзья взлетели. Врезались спинами в стену, попадали, как деревянные солдатики друг на друга. Ульрих сразу же вскочил. Кинулся назад. Но основатель снова щелкнул, и мой полуведьмак завис в полуметре над полом, словно невидимая рука держала его за горло. Он закашлялся, из носа потекла кровь.
— Не смей! — Элиас вскочил и выхватил что-то из кармана.
Кажется, коробочку, вроде той, что мы с Ульрихом нашли в саду Шаадея.
— Не советую, — улыбнулся Дарлин. — Ты же не хочешь покалечить тело брата, верно?
Элиас замер, не зная, что предпринять. Основатель выбрал «удачную» оболочку. Семейство Ван-се-Росса побоится обидеть. Как минимум, сначала хорошенько подумает.
Ульрих дернулся сильнее прежнего. Бедняга задыхался, а участники ордена растерялись. Все, кроме Юмми. Она что-то прошептала под нос, и… в зале грохнуло. Теперь взлетела Гвенда. Кувыркнулась прямо в воздухе, заискрилась и рухнула на пол, закашлявшись до хрипоты. Ее трясло, словно в припадке, пальцы пытались вцепиться в ковер, но не могли.
— Маленькая бестия! — выругался Дарлин и яростно взмахнул рукой.
Юмми швырнуло в стену. Гораздо мощнее, чем недавно всю пятерку. Она ударилась с очень нехорошим хрустом, упала и больше не шевелилась.
— Юмми! — Брайс кинулся к светлой девчонке, но Дарлин погрозил пальцем.
— Если еще кто-то из вас шевельнётся, убью. Это последнее предупреждение.
Он склонился над Гвендой. Одной рукой обхватил ее за шею сзади, а другой начертил на лбу знак из множества перекрещивающихся линий.
— Надо признать, умно придумано, — продолжил он, наблюдая, как лихорадка жены постепенно проходит. — Гвенда в теле огневички, а Свон — водница. Их народец умеет «тушить» огневиков. Прием запрещен и грозит арестом, но наша староста решила, что сегодня любые средства хороши. За что и поплатилась.
Я кружила над Юмми, пытаясь понять, дышит ли она, и не понимала. «Поплатилась» — звучало очень плохо. Почти необратимо. Выглядела светлая девчонка плохо. Как сломанная кукла, которую хозяйка оставила в грязи за ненадобностью.
Ульрих захрипел, не в силах больше сделать ни единого вздоха.
А меня накрыло. Основательно.
Наверное, следовало сдаться. Позволить Гвенде и Дарлину сделать то, о чем они мечтали восемь столетий. Но накатила ярость. Неконтролируемая. Как в отражении, когда я была готова разорвать на куски любого, кто посмеет встать на пути. Как смеют эти двое цепляться за жизнь, принося в жертву других?! Моих друзей, моего любимого?! Юмми растоптала репутацию ради Гвендарлин, а Ульрих… Ульрих…
— НЕНАВИЖУ!
Голова закружилась. Моя голова. Я слишком резко села, а ведь тело пролежало без движения более полутора суток и не было готово слушаться мгновенно.
Ох… Эмоции снова помогли вернуться. Не страх, так ярость…
— Дарлин, — прошептала Гвенда в ужасе, указывая трясущимся пальцем на меня.
Основатель не хуже жены удивился, не веря тому, что видел. Брови приподнялись, губы задрожали.
— Как? Как ты… это сделала?
— Отпусти Ульриха! НЕМЕДЛЕННО!
Злость снова пришла на выручку, я нашла силы, чтобы вскочить.
Дарлин молчал, не отрывая от меня взгляда черных глаз. Чужих глаз на лице Эмилио.
— Я сказала: ОТПУСТИ ЕГО!
Громыхнуло отменно. Из-под потолка рухнуло несколько камней. Они вылетели прямо из стены и рассыпались по ковру песком. Будто и не были единым целым.
Дарлин послушно шевельнул пальцами, и ноги Ульриха коснулись пола. Он несколько раз кашлянул и с облегчением потер шею.
— Ты не ответила на вопрос, как это сделала? — Дарлин пришел в себя. Встал и любопытством вглядывался в мое лицо. Как учитель на ученика, совершившего нежданный прорыв.
Меня передернуло от этого взгляда. Вспомнилось, насколько я доверяла Рэму Дювалю.
— Захотела и сделала.
— А как попала сюда? Ты бы не смогла пройти по ведьмовскому пути. Никто, кроме ведьм, на это не способен. Если только, — он задумчиво потер подбородок, — если ты не пробралась в Гвендарлин до изоляции. Но ты бы не справилась. Твое тело увезли из замка Ван-се-Росса утром. А значит, и от портала. Находиться долго вдали от тела нереально, особенно если нет опыта. Если только ты не…
Он замолчал, боясь закончить фразу.
— Если только что? — спросила я с издевкой. — Не вселилась в другое тело? Почему нет? Яблоко от яблони, знаешь ли. Я гораздо одареннее Барбары.
Возможно, и не следовало раскрывать осведомленность. Но я ощущала, что ведьмы начали обряд. С Гвендарлин что-то происходило. Предсмертная агония продолжалась, но не так… хм… не так интенсивно, как раньше. По стенам замка, как по венам, текла спасительная энергия. Прямиком от сердца. Хватит ли ее? Не опоздали ли ведьмы и полуцветы? Ответа я не знала, но чувствовала, что следует тянуть время. Потому и говорила с Дарлином, пользуясь его проснувшимся любопытством. Душила собственное желание вцепиться ему в лицо. Хотя толку-то. Это ж лицо Эмилио.
— Всё выяснила, значит?
Я ожидала усмешки, но, кажется, ему доставили удовольствие мои «успехи». Это что — извращенная родительская гордость?!
— Выяснила, — я посмотрела ему в глаза с вызовом. И спросила: — Что будет с Эмилио и Летисией?
