Книга На дороге - Джек Керуак

Сразу за Грегорией дорога пошла под уклон, по обеим сторонам вставали громадные деревья, и чем ближе подступала темнота, тем громче раздавался в их кронах рев миллиардов насекомых – он звучал как один непрерывный высокочастотный скрежет.

– Фу-у! – сказал Дин, включил фары, и те не работали. – Что такое? что? черт подери, что такое? – Он психовал и колотил по панели. – Ох, Господи, нам придется ехать по джунглям без света, только подумай, что это за кошмар, я смогу видеть, только когда будет проезжать другая машина, а здесь просто нет никаких машин! И фонарей, конечно, тоже. Ох, что же делать, черт бы все это побрал?

– Да поехали и всё. Хотя, может, вернемся?

– Нет-нет, никогда! Поехали дальше. Я еле вижу дорогу. Прорвемся. – И вот мы рванули в чернильную темень сквозь визг насекомых, и мощный, густой запах опустился на нас, почти что запах гнили, и мы вспомнили и осознали, что сразу за Грегорией по карте начинается Тропик Рака. – Мы в новых тропиках! Не удивительно, что такой запах! Нюхайте. – Я высунул голову из окошка; жуки ударялись мне в лицо; невообразимый скрежет поднялся в тот момент, когда я навострил слух на ветер. Вдруг фары у нас заработали и ткнулись вперед, освещая одинокую дорогу, бежавшую меж сплошных стен поникших, змеистых деревьев до ста футов высотой.

– Сук-кин кот! – вскричал Стэн на заднем сиденье. – Черт возь-ми! – Он до сих пор был в улете. Мы вдруг поняли, что он все еще торчит, и ни джунгли, ни наши беды не составляют для его счастливой души никакой разницы. Мы расхохотались – все втроем.

– К чертовой матери! Мы просто кинемся на эти проклятые джунгли и будем спать до самого утра, погнали! – завопил Дин. – Старина Стэн прав. Старина Стэн плевать хотел! Он так улетел по тем бабам, и по чаю, и по тому сумасшедшему, неземному, непостижимому мамбо, которое ревело так, что у меня до сих пор барабанные перепонки трясутся ему в такт… уии! он так торчит, что знает, что делает! – Мы скинули майки и, гологрудые, с ревом понеслись по джунглям. Ни городов, ничего – затерянные джунгли на мили и мили вокруг, и спуск, и все жарче и жарче, и насекомые вопят все громче, и заросли все выше, и запах все мощнее и жарче, пока мы не начали привыкать к нему, и он не стал нам нравиться.

– Как хочется просто раздеться и кататься, и кататься по этим джунглям, – сказал Дин. – Нет, к чертям, чувак, я это как раз и сделаю, лишь только найду подходящее местечко. – Как вдруг перед нами показался Лимон – лесной городок, несколько бурых огоньков, темные тени, необъятное небо над головой, да кучка людей перед кучкой сараюшек – тропический перекресток.

Мы остановились в невообразимой мягкости. Было жарко, как в духовке у булочника июньской ночью в Новом Орлеане. По всей улице сидели в потемках целыми семьями и болтали; подходили случайные девчонки – но крайне юные и лишь посмотреть, что мы собою представляем. Они были босы и грязны. Мы прислонились к деревянному крылечку разломанного продуктового магазина с мешками муки и ананасами, гнившими на засиженном мухами прилавке. Внутри горела одна-единственнай масляная лампа, а снаружи – еще несколько бурых фонарей, все остальное – черно, черно, черно. Сейчас, конечно, мы так устали, что спать надо было просто немедленно, и мы подвинули машину еще на несколько ярдов дальше по дороге, на городские задворки. Стояла такая невероятная жара, что невозможно уснуть. Поэтому Дин взял одеяло, разложил его на мягком горячем песке прямо на дороге и обрубился. Стэн разлегся на переднем сиденье «форда», открыв для вентиляции обе дверцы, но все равно не чувствовалось ни малейшего дуновения. Я на заднем сиденье мучился в луже пота. Потом вылез из машины и встал, покачиваясь, среди этой черноты. Весь город мгновенно отправился баиньки; шумели только собаки. Как вообще я мог теперь уснуть? Тысячи москитов уже искусали нас всех в грудь, руки и лодыжки. Затем мне в голову пришла блестящая мысль: я запрыгнул на железную крышу машины и растянулся там на спине. Ветра по-прежнему не было, но в стали есть какой-то элемент прохлады, и пот на спине просох, и там запеклись в комки тысячи раздавленных насекомых, и я понял, что джунгли – они захватывают, ты просто становишься ими. Лежать на крыше машины лицом к черному небу – словно лежать в закрытом чемодане летней ночи. Впервые в жизни погода не просто касалась меня, не просто ласкала, морозила или бросала в жар – погода стала мною. Атмосфера и я превратились в одно. Мягкие, бесконечно малые ливни микроскопических жучков омывали мне лицо, пока я спал – несказанно приятно и покойно. Небо было беззвездным, крайне невидимым и тяжелым. Я мог лежать там всю ночь напролет, подставив лицо небесам, и мне это причинило бы вреда не больше, чем укрывавший меня бархатный полог. Мертвые насекомые смешивались с моей кровью; добавлялись порции живых москитов; по всему телу у меня пошел зуд, и повсюду запахло удушливыми, жаркими, гнилыми джунглями – от корней волос, от лица до пяток и пальцев ног. Я был, разумеется, босиком. Чтобы осушить пот, я надел майку – всю в пятнах от насекомых – и снова улегся. Клякса тьмы на черневшей дороге указывала, где спит Дин. Я слышал его храп. Стэн тоже храпел.