– Счет был недавно закрыт?
– Как я могу ответить на ваш вопрос? – Теперь Генри Джеймс раскраснелся от раздражения. – Прикажете в очередной раз повторить, что я не имею возможности ничего рассказывать посторонним о финансовых делах наших клиентов?
– Отбой! – отдал команду Кэмпион из глубины зеленого кожаного кресла. – Давайте вернемся в те времена, когда вы были маленьким мальчиком. Где вы тогда жили?
– Здесь.
– В этом доме?
– Да. Видимо, я должен дать пояснения. Над конторой банка располагаются жилые помещения. В то время банком управлял мой отец. В надлежащий период меня направили в наш головной офис в Сити, а потом, когда отец умер, я вернулся сюда менеджером. Мы не крупный концерн, как другие банки, и специализируемся на личном обслуживании. А потому многие наши клиенты остаются с нами на протяжении многих поколений.
– Сколько же у вас филиалов?
– Всего пять. Центральный офис находится на Баттермаркете.
– Как я предполагаю, вы должны помнить семью Палиноудов во времена ее подлинного расцвета?
– Разумеется! – Он удивил их неожиданной теплотой, прозвучавшей в его голосе. И одновременно они ощутили острое сострадание. – В конюшнях позади этого здания держали множество красивых и породистых лошадей. Слуги так и сновали туда-сюда. Торговцы преуспевали. Устраивались приемы, званые ужины – серебро, хрусталь и все прочее… – Генри Джеймс взмахнул рукой, не находя других, столь же подходящих слов.
– Канделябры? – услужливо подсказал Льюк.
– Да, точно. Профессор Палиноуд и мой отец стали неразлучными друзьями. Я очень хорошо помню старика. Он носил окладистую бороду и цилиндр. А брови! Какие же великолепные у него были брови! Он мог сидеть в этом самом зеленом кресле, понапрасну отнимая у отца время, но это не имело значения. Жизнь квартала вращалась вокруг Палиноудов. Я описываю все не так красочно, как хотелось бы. Мне не хватает слов, но то была великая эпоха, а они представляли собой великих людей эпохи. Меха надевали в церковь. Миссис Палиноуд ходила в театр, сверкая бриллиантами! А какие рождественские праздники они устраивали для нас, то есть для тех, кто удостаивался приглашения! А затем, когда я вернулся сюда и обнаружил их в нынешнем состоянии, для меня это стало шоком. Настоящим шоком!
– Однако они же оставались по-прежнему очаровательными людьми, – осмелился вставить реплику Кэмпион.
– О да, и ты поневоле все еще чувствуешь себя в долгу перед ними. Но какими они были прежде! Вам трудно это представить, сэр.
– Вероятно, Эдвард Палиноуд оказался менее толковым бизнесменом, чем его отец?
– Нет, – возразил мистер Джеймс. – Нет.
Воцарилась долгая пауза.
– Мисс Джессика сказала мне, что ее еженедельный доход исчисляется в шиллингах, – наконец промолвил Кэмпион.
– Мисс Джессика! – Генри Джеймс всплеснул руками. – Но я не могу обсуждать это с вами.
– Разумеется, не можете. Но мисс Рут вы видели в последний раз за день до ее смерти. Я не ошибаюсь?
– Знаете, если честно признаться, я не совсем в этом уверен. Она пробыла здесь несколько минут. Я проверю для вас дату. Подождите.
Банкир поспешно вышел из комнаты, но лишь для того, чтобы тут же вернуться с персонажем, который вполне мог служить еще верным помощником мистера Джефферсона Клафа. Он был высок ростом, тощ и настолько стар, что кожа обтягивала его голый череп, казалось, с невероятной силой. Зато редкие седые волоски торчали на дряблом лице в самых неожиданных местах, а его основной приметой была неприятно дрожавшая нижняя губа, выпяченная подобно красноватому сгустку потерявшей форму плоти. Глаза слезились, однако взгляд оставался пристальным, и во время церемонии взаимных представлений он вел себя естественно.
– Это было послеобеденное время накануне дня ее смерти либо непосредственно в тот день, – голос звучал хрипло, но авторитетно и даже немного снисходительно. – Но именно после обеда.
– Вы точно помните? А вот мне кажется, что вы заблуждаетесь, мистер Конгрив, – обращаясь к нему, менеджер заметно повысил голос. – У меня сложилось впечатление, что она приходила утром предыдущего дня.
– Вовсе нет. – Конгрив обладал несокрушимым упрямством и уверенностью в себе. – После обеда.
– Покойница слегла с болезнью перед самым обедом, а умерла в два часа дня, – тихо напомнил Чарли Льюк.
Старикан уставился на него в недоумении, и Генри Джеймсу пришлось повторить информацию для него гораздо громче.
– Вздорный слух! – возразил мистер Конгрив. – Я знаю, это происходило после обеда, потому что посмотрел на леди и подумал, до чего же сильно изменилась мода. Она приходила после обеда в день своей смерти. Причем чувствовала себя отлично в тот момент.
Мистер Джеймс бросил на Кэмпиона извиняющийся взгляд:
– Это было утром на той неделе. Я твердо уверен.
Снисходительная улыбка морального превосходства заставила уродливую губу выдвинуться еще дальше.
– Будь по-вашему, мистер Джеймс, – хихикнул Конгрив. – Бедная леди все равно лежит в могиле. Но только это было после обеда. И если я больше ничем не могу вам помочь, джентльмены, то позвольте с вами распрощаться. Всего доброго.
Дивизионный инспектор посмотрел ему в спину, когда он уходил, а потом принялся яростно тереть губы.
– Что ж, жаль, но мы не сможем использовать его как свидетеля, – сказал он. – В вашей конторе есть кто-то еще, способный нам помочь?
Генри Джеймс выглядел настолько смущенным, что его чувства могли быть неверно истолкованы.
– К сожалению, нет, – ответил он после заминки. – Я уже думал об этом, но наша мисс Уэбб в то время болела гриппом, и нам с Конгривом приходилось справляться самим. – Он чуть заметно покраснел. – Вы можете посчитать, что у нас маленький штат сотрудников. Увы, так и есть. В наши дни почти невозможно подобрать подходящего работника. А было время, спешу вас заверить, когда все обстояло иначе. Под моим началом в бухгалтерии служили четырнадцать клерков. Тогда это отделение являлось одним из самых крупных.
У Кэмпиона возникло впечатление, что банк «Клафс» тает у него на глазах.
– Предположим, мы будем исходить из версии, подразумевающей утро того дня, когда мисс Рут умерла, – продолжил он. – Она чувствовала себя нормально? Это действительно так?
– Напротив, – Джеймс покачал головой. – Мне показалось, что она испытывала большие проблемы со здоровьем. Вела себя возбужденно. Проявляла повышенную настойчивость, поспешность, выдвигала странные требования. Скажу больше, когда я узнал на следующий день – да, я уверен, что услышал об этом именно на следующий день, – о случившемся с ней ударе, меня это не удивило.
– У вас не вызвал сомнений поставленный ей диагноз?
– Нет. Признаюсь, я не сомневался в его правильности. Доктор Смит – специалист высокого класса. У него безукоризненная репутация. Как только до меня дошли новости, я сказал: «Что ж, в этом нет ничего неожиданного. Но хотя бы часть бремени снимется теперь с плеч этих бедных людей». – Как только эти слова сорвались с его уст, он вздрогнул, и его лицо опять приобрело непроницаемое выражение. – Мне не следовало с вами встречаться. Я ведь понимал это. Понимал с самого начала.
