Если бы я была свободная женщина, незамужняя, я имела бы полное право делать все, что захочу. Однако, какой бы он ни был, как бы мы ни жили все время в разладах, все время в ссорах, но это была моя семья, мой брак, мой муж. И самой себе я могла признаться, что по-прежнему нуждаюсь в нем. Ни бабы, ни тюрьма не освободили меня от него, не перерезали нить, которой мы были связаны.
4
Я поехала его встречать в аэропорт. Марат на машине и я. Рейс задерживался, я нервничала. Сева вышел, увидел нас, быстро подошел и замер на секунду, не зная, что делать. В объятия друг другу мы не кинулись, но обнялись, тепло, как родные. Я была рада, что он наконец в Москве, что все закончилось для него, что он живой и здоровый. Могло ведь быть и по-другому. Поехали к Софе.
Я подумала, что с момента, как мы были вот так, вместе у нее дома, прошло всего три года, а ощущение – как будто в другой жизни. Я все смотрела на Севу и пыталась увидеть изменения, но нет, это по-прежнему был он, тот же, что и всегда, только потише, поспокойней и не такой веселый. Этой энергии, хлещущей через край, теперь не было сразу заметно, но она все равно угадывалась в нем. А он смотрел во все глаза на меня и тоже, мне казалось, изменений не видел.
Так и шло какое-то время. Сева жил у матери, я – дома. Мы общались, спокойно, нормально, без постоянного ковыряния в грязном белье, без утомительных выяснений, кто прав, кто виноват. Он хотел вернуться домой, просился, повторял: «Ее нет. Ее нет для меня, и для тебя тоже ее не должно существовать. Есть только ты и я, и вся наша жизнь, и наша дочь, и наша семья, и наши матери». Я сочувствовала ему – отсидел, вышел, и у него нет ни дома, ни семьи, ни работы, связи потеряны, с судимостью никуда не сунешься. Денег нет, положения тоже. Но я не могла переступить через себя.
Однажды мы возвращались от Софы ко мне: Сева захотел меня проводить и настоял, чтобы мы пошли пешком – он соскучился по Москве. Дошли по Садовому кольцу до Земляного Вала и увидели, как пожарные машины, разрывая воздух воем сирен, одна за другой поворачивают к нам на Басманную. Я испугалась. Опять пожар на нашей улице, три года назад мы уже чуть не сгорели. Поравнявшись с храмом Никиты Мученика, я поняла, что пожар у нас. Дочь, где она, что с ней? Мы побежали к дому. Около МИХМа выставили ограждение. Напротив дома уже стояло несколько пожарных машин, но подъезжали все новые. Звук сирен звенел в ушах. Из окон соседнего подъезда вырывалось пламя. Вокруг суетились жильцы в тапочках и зеваки, пожарные тащили шланги – настоящее столпотворение.
В подъезде дорогу мне преградил человек в форме.
– Наверх нельзя.
Я его просто оттолкнула и помчалась вверх по лестнице к нашей квартире на пятом этаже. Сева – за мной.
Мы прибежали, открыли дверь, с потолка сочился дым, но не такой густой и едкий, как на лестнице. Обежав все комнаты, я, наконец, сообразила, что дочь накануне уехала на практику – в панике это совершенно вылетело у меня из головы. В дверь с силой забарабанили. Пожарные требовали, чтобы мы покинули помещение. Картины прошлого пожара четко стояли у меня перед глазами, и я закусила удила.
– Никуда я не пойду. Вы меня не можете из моей же квартиры выпроваживать. Только если вы меня силой отсюда вынесете.
Пожарные переглянулись.
– Под вашу ответственность, – они повернулись и ушли.
Я закрыла дверь. За моей спиной Сева схватился за голову.
– Такое вообще невозможно! Ты сумасшедшая, это понятно, но как они могут людей оставлять в охваченном пожаром здании?
– Ничего мы не охвачены, – возразила я. – Горит-то другой подъезд. В прошлый раз то же самое было, та, вторая сторона горела, в нашем же подъезде, но напротив. Ну да, ты же ничего не знаешь, ты в тюрьме был.
В тот раз все началось из-за художников, которым наше жилищное управление сдало мансарды на верхнем этаже под мастерские. Случилось это на Новый год, через пару месяцев после того, как Севу арестовали. Конечно, я ему ничего об этом не рассказывала, ему и своих забот хватало. Художники пили всю ночь и под утро отрубились, оставив непогашенные окурки. Краски, масло, растворители, все вспыхнуло в одну минуту. Все квартиры под ними пострадали, если не от огня, так от пены, которой заливали пожар. Залили так, что у людей провалились потолки с пятого по второй этаж включительно. В результате всю ту сторону пришлось выселять. Нас же тогда спасло только массивное, дореволюционной кладки, кирпичное перекрытие, на нас огонь не перекинулся.
Я высунулась из окна. Внизу, напротив нашего подъезда, к этому времени развернули настоящий штаб. Поставили столы с пультом управления, кнопками и рычажками, как на Байконуре. Над пультом склонились несколько человек в форме, они что-то бурно обсуждали, жестикулировали, мне показалось, указывая рукой прямо на меня. В ту же минуту по окнам ударила пена. Я еле успела отскочить и закрыть окно.
Открыла дверь: по лестницам бежали пожарные со шлангами в руках, пена по ступенькам лилась потоком. Все, как в прошлый раз. Они явно собирались залить нашу квартиру, как тогда соседей. Я ринулась вниз.
На улице, сквозь ноги, шланги, провода, я еле протолкалась к самому главному начальнику у пульта, представительному мужику в форме, с тремя звездами на погонах.
– Прекратите немедленно нас поливать! Вы нам сейчас все зальете – как дальше жить? Мебель, имущество, что со всем этим делать?
– Гражданка, какая мебель? Пожар! Смотрите, как полыхает! Берите самое ценное из дома и спускайтесь вниз!
– У нас ничего не горит! Но вам плевать! Главное, правильное количество пены выпустить, для отчета.
– Если вы так дрожите за вашу мебель, накройте ее чем-нибудь.
– Чем я буду накрывать? Фартучком для ребенка, клеенкой со стола?
Он отмахнулся от меня и повернулся к пульту.
– Если вы не прекратите нас заливать, я буду жаловаться в Организацию Объединенных Наций! Я дойду до самого генерального секретаря! Я буду жаловаться лично товарищу Пересу де Куэльяру! – Генерального секретаря ООН только что переизбрали на второй срок, о чем беспрерывно долдонили в новостях, поэтому его имя запало мне в память.
Почему-то звонкое испанское имя подействовало. Начальник тихо посовещался с другими и сказал, что больше над нами поливать не будут. Под нашу ответственность.
Я вернулась в квартиру. Буквально через пару минут раздался стук в дверь. Начальник сам поднялся и привел с собой взвод пожарных, их было человек пять, огромных, в пожарной форме.
Пожарные споро отодвинули мебель от стен, накрыли ее огромными брезентами и целлофаном, которые принесли с собой, козырнули и ушли. Мы с Севой в изумлении смотрели друг на друга.
– Что это было? Я сел в одной стране, а вернулся в другую. Раньше бы сказали: сгорели-погорели, а ну пшли на хрен отсюда живо, под ногами не мешаться. А тут сам полковник пришел нашу мебель накрывать. Вот оно, новое человеческое лицо социализма. Скоро эта страна накроется медным тазом, это я тебе говорю.
