Месяцем раньше офицеры стали бы мучиться над разгадкой этого дела, но теперь они уже привыкли к выходкам этого корсара. Лакей был отпущен без дальнейших расспросов.
К тому же Триплекс обещал сегодня вечером сам предстать перед судом. Стоит ли утруждать голову, когда ключ к тайне все равно отыщется через несколько часов?! Лучше было исполнить желание корсара и поторопиться с назначением членов суда, что и было тотчас же проделано. В состав суда вошли два капитана, два лейтенанта и один мичман в качестве секретаря. Председателем быть пожелал сам адмирал. Мичман тотчас же был послан на корабль, чтобы выбрать караул, необходимый при военно-морском суде.
В четыре часа матросы высадились на берег и вскоре были у виллы, где, составив ружья в козлы, ожидали приказаний начальства.
Все было готово. В это время офицеры, наблюдавшие на берегу, не покажется ли корабль, известили о появлении дыма на горизонте. Тотчас же все зрительные трубы были направлены по указанному направлению, и скоро корабль был уже хорошо виден. Он на всех парах приближался к острову.
Еще раз сведения корсара оказались точными. Действительно, судно, отправленное в Сидней, прибыло туда в назначенное время. Оттуда его командир послал в адмиралтейство каблограмму в триста слов, описав в ней затруднительное положение тихоокеанской эскадры, в ответ была получена следующая депеша:
«Взять на корабль Тоби Оллсмайна и немедленно возвратиться к Золотому острову. Поторопитесь с окончанием дела. Китайские и филиппинские газеты требуют свободы действий всего флота. Разберитесь, кто виновен, и привезите в Англию преступника».
Не медля ни минуты, командир крейсера отправился в отель Парамата-стрит. Его прибытие было ударом грома для Тоби Оллсмайна. Он почувствовал, что погибает. Но ему некогда было раздумывать, и со смертью в душе он был вынужден отправиться на корабль.
На другой день, взяв полный груз угля, крейсер вышел из Порт-Джексона и направился к Золотому острову. Дорогой директор полиции немного оправился, ведь в конце концов не было ни одного доказательства его преступлений. Он мог быть осужден только в том случае, если бы добровольно сознался. И он поклялся, что никто у него не вырвет признания.
Придя к такому решению, он почувствовал себя спокойнее и явился в общую каюту с просветленным лицом. Он объяснил свое первоначальное смущение весьма естественным гневом на то, что адмиралтейство человека с его положением ставит на одну доску с каким-то бандитом. В конце плавания сэр Оллсмайн добился того, что все без исключения офицеры были уже на его стороне и строго осуждали невидимого корсара Триплекса.
Никто не сомневался, что одно из подводных судов сопровождало крейсер. Иначе как можно было бы объяснить, что корсар мог бы заранее объявить о прибытии судна из Сиднея.
Проход в бухту Силли-Маудлин открылся перед крейсером и снова тотчас же закрылся, когда крейсер миновал его.
Было уже около пяти часов, когда судно встало на якорь неподалеку от других судов эскадры. В пять часов десять минут шлюпка с адмиральского корабля подошла к крейсеру, и сэр Тоби Оллсмайн сошел в нее, а уже в половине седьмого колокол прозвонил к обеду, и лорд Строубери счел своим долгом представить новоприбывшего хозяину виллы:
— Сэр Джоэ, — начал он, встав с места, — вы оказали нам самое радушное гостеприимство. Сегодня мы даже злоупотребили вашей любезностью, приведя к вам нового гостя. Но было бы непростительно с нашей стороны, если бы мы пренебрегли самыми примитивными требованиями приличия. — И, указав на директора тихоокеанской полиции, он продолжал: — Сэр Тоби Оллсмайн, директор тихоокеанской полиции.
— Джоэ Притчелл, очень рад видеть у себя сэра Оллсмайна, — громко и с грациозным поклоном проговорил хозяин.
Это имя, казалось, ошеломило директора полиции. Глухой крик вырвался у него из груди, и, страшно бледнея, он отшатнулся. Один Джоэ как будто бы, казалось, не замечал его волнения и смущения. Все тем же громким и спокойным голосом, он продолжал:
— Итак, приличия соблюдены. Теперь поспешим к столу, господа. Не забывайте, что сегодня вечером мы должны разбирать дело корсара, подвиги которого дали мне возможность и удовольствие познакомиться с вами.
Лаваред, как и все присутствующие, видел, какое волнение отразилось на лице сэра Оллсмайна при упоминании имени Джоэ Притчелла. Это обстоятельство заставило его мучиться догадками: какие отношения могли существовать между этими двумя людьми?
Когда он смотрел на Притчелла, ему казалось, что он ошибся. Джоэ был совершенно спокоен и с обычным радушием исполнял обязанности хозяина дома за столом. Но стоило журналисту обратить внимание на директора полиции, как прежняя уверенность возвращалась к нему. Тоби едва прикасался к кушаньям. А когда ему казалось, что на него все смотрят, он кидал на Джоэ взгляды, полные ненависти и ужаса. Он несколько раз наливал себе и выпивал воду залпом. От непонятного волнения у него, видимо, пересохло в горле. Эта новая тайна так занимала француза, что он не мог даже есть. Минутами он чувствовал почти презрение к этим методичным английским офицерам, которые в эту минуту, когда должен был появиться корсар, когда все тайны готовы были обнаружиться, могли безмятежно, солидно и бесконечно есть.
«У этих людей, — думал Лаваред, выходя из себя, — нет никакого любопытства. Это просто машины для пережевывания пищи!»
Однако обед, который, как казалось крайне нетерпеливому французу никогда не кончится, пришел все же к концу. Все встали из-за стола.
В эту минуту в комнату вошел матрос с зеленой маской на лице. Произошло всеобщее движение, которое, однако, не помешало Лавареду заметить, что делалось с сэром Оллсмайном.
Прижав руки к груди, тот с ужасом взглянул на зеленую маску вошедшего, и невольно его губы прошептали слова, совершенно непонятные присутствующим:
— Джоэ Притчелл… суд… маски… Все, все против меня!
Адмирал выступил вперед и проговорил, обращаясь к матросу:
— Вы посланы в качестве обещанного проводника?
— Да, ваша честь. Мой господин извиняется, что сам не пришел к вам, но то, что он хочет вам показать, не может быть показано здесь.
— Хорошо, но за мной последует конвой.
— Если вам угодно.
— В таком случае, дружище, показывай нам дорогу.
Матрос повернулся по-военному и направился к лестнице, ведущей в погреб. Все шли за ним. Караул замыкал шествие. Лаваред проскользнул вперед и шел теперь рядом с Оллсмайном, которого адмирал пригласил идти с собой.
Вход в пещеру был открыт. Медленно спускались все по ступенькам лестницы, вырубленной в скале. Но вот показалось подземное озеро. Несмотря на всю свою флегму, офицеры не могли удержаться от восклицаний, выражающих крайнее удивление.
Все лампы были зажжены; бесчисленные жилы золотоносного кварца блестели под их лучами, а на поверхности озера лежали три подводных судна, образуя треугольник. Вахта на палубах отдала честь. Матросы Пака в зеленых масках стояли рядами на пути следования новых посетителей пещеры.
