«Вот что такое жизнь без силы», – напоминают мне шепотки.
– Нет, – говорю я Виолетте. – Должен быть другой выход.
Не сразу я замечаю на себе взгляд Виолетты. Ее лицо пугает меня. Я встаю со ступенек, пячусь от нее назад и шепчу:
– Ты меня не тронешь.
– Аделина, последние несколько месяцев я видела, как ты гибнешь…
Теперь Виолетта говорит со слезами на глазах. Почему ее слезы как будто с примесью крови? Я моргаю. Иллюзии. Они, должно быть, снова возникают помимо моей воли… Однако шепотки подавляют мои мысли и наполняют голову страхами.
– Я много раз сдерживалась, не говорила всего, что хотела сказать. Не хотела, чтобы ты злилась на меня. Я видела, как твои силы вырываются из-под контроля, видела, как ты вся сжималась и дрожала в ужасе под воздействием иллюзий. – Виолетта смотрит на стену зала, где в золоченых колоннах видны наши отражения. – Взгляни, моя Аделинетта, – шепотом произносит она. – Ты видишь себя?
Я едва узнаю девушку, которая отражается в колонне. Изуродованная шрамом половина лица несет на себе печать гнева. Под ее здоровым глазом – темный круг. Выражение лица диковатое, тяжелое, раньше такого у меня не было. За спиной у меня висят в воздухе привидения и клыкастые монстры со сверкающими глазами. Я мигом догадываюсь, что это шепотки, засевшие у меня в голове. Они сгрудились толпой в отражении на колонне, а потом начинают выползать из него на пол.
Я отворачиваюсь от них и смотрю на Виолетту. Глаза ее остаются кроваво-красными.
– Это временные явления, – резко возражаю я и увеличиваю разделяющее нас расстояние. Мне надо убраться отсюда. – И ничего больше. Я всегда прихожу в норму. То, что узнал Раффаэле, – ошибка.
– Это не ошибка! – в отчаянии кричит Виолетта. – Это правда, и ты не хочешь ее признать.
– Он лжет! – ору я, пытаясь заглушить шепотки, которые теперь превратились в рев. Клыкастые монстры продолжают двигаться к нам по полу. Я пытаюсь стереть их из своего сознания, но не могу. – Он всегда манипулировал людьми!
– А что, если не лжет? – Виолетта всплескивает руками. – Что тогда? Должны ли мы стоять в стороне и наблюдать за тем, как рассыплемся один за другим?
Я отворачиваюсь от нее, потом возвращаюсь обратно. «Она твоя сестра, – шипят мне шепотки. – Как же она не может тебя понять?»
– Ты хоть соображаешь, что означает для меня моя сила? Это моя жизнь. Для меня нет ничего важнее ее. Она дала мне все это. – Я обвожу рукой роскошный зал, отделанный мрамором с золотистыми прожилками, красивые занавесы. Это награда за мою месть. – Ты пытаешься сказать, что хочешь забрать у меня все это? Ты не забыла наше обещание, данное друг другу?
– Мы обещали всегда защищать друг друга. Ты защищаешь меня своими иллюзиями. Ты утешаешь меня в грозу, ты свиваешь иллюзии вокруг меня, чтобы уберечь от ужасов войны. Мы поклялись никогда не использовать нашу силу одна против другой. – Она делает шаг ко мне. По ее лицу текут кровавые слезы. – Я не против тебя!
– Не подходи ко мне, – говорю я сквозь сомкнутые зубы и выставляю вперед дрожащую руку.
– Ты победила, Аделина! – кричит мне Виолетта. Ее лицо искажено яростью, как в кошмарном сне. Может, это он и есть. Почему все выглядит таким смутным? – Ты только посмотри! Теперь у тебя есть все: ты держишь в узде своего принца, контролируешь Терена, тебе подвластны и люди Общества Розы, и наемники, ты командуешь целой армией инквизиторов. Ты управляешь страной, народом.
Дыхание мое учащается.
– Они последовали за мной благодаря моей силе.
– Они последовали за тобой из страха, потому что боятся тебя. – Виолетта поджимает губы. – Другие короли и королевы тоже люди. Они правят с помощью страха и милосердия. И ты так можешь. Тебе не нужна твоя сила, чтобы править страной.
Нет. Мне нужно больше. Я хочу, чтобы у меня был истинный вес, помимо страха, мне нужно быть уверенной, что…
– Ты хочешь сохранить свою способность причинять боль, верно? – вдруг говорит Виолетта. – Тебе нужна твоя сила, потому что ты искренне наслаждаешься тем, что делаешь с другими людьми.
От тона ее голоса я холодею. Шепотки кишат у меня внутри и на полу. По углам залы появляется тьма.
– Ну что же, Виолетта, – поддразниваю я. Слова вырываются изо рта сами по себе, резкие и ядовитые, но я ничего не могу поделать. – Расскажи-ка мне, что же я делаю с другими людьми.
Лицо Виолетты каменеет. В этот миг мою нежную, прекрасную сестренку не узнать.
– Ты уничтожаешь людей.
«Ты видишь? – взвиваются в истерике шепотки. – Она повернулась к тебе спиной. Она всегда замышляла предательство».
– А что делаешь ты? – кричу я. Шепотки говорят за меня. Впечатление такое, будто я смотрю на себя со стороны. – Ты, моя праведная сестричка? Ты оставила меня одну с отцом-мучителем. Ты знаешь, каково мне было лежать, истекая кровью, на полу, когда он в соседней комнате одаривал тебя платьями? Ты знаешь, что чувствовал отец, когда грозился убить меня, а потом что пережила я, убив его? Нет, ты этого не знаешь. Ты стоишь в стороне и ждешь, когда я выполню за тебя всю грязную работу. Ты прячешься в тени, чтобы кровь за тебя проливала я. Смотришь на меня полным жалости взглядом, когда я убиваю, но не останавливаешь. И теперь ты осуждаешь меня за это?
Из глаз Виолетты текут алые слезы.
– Я трусиха, – говорит она, – и была такой всю жизнь, мне стыдно за это. Я никогда не думала, что имею право останавливать тебя, после всего, что ты для нас сделала. После того, как ты освободила нас от отца.
– Мы никогда не освободимся от отца. – Я, нет, шепотки в моей голове кидаются на нее. – Ты знаешь, что даже сейчас я краем глаза вижу его? Он здесь, за перилами лестницы. – Я тычу пальцем в том направлении, откуда за нами следит отец; он будто подзадоривает копошащихся на полу чудищ, чтобы ползли к нам.
– Так позволь мне освободить тебя! – сквозь слезы кричит, нет, скорее, визжит Виолетта.
Затыкаю уши.
– Я лучше умру, чем позволю тебе забрать у меня силу, – огрызаюсь я в ответ.
– В таком случае ты умрешь!
«Уходи отсюда! Ты в опасности!» – кричат мне шепотки. Я отворачиваюсь от Виолетты.
И тут я чувствую это. Виолетта берется за нити моей энергии, отводит их в сторону, чтоб я не могла до них дотянуться. Мгновение я не могу дышать, хватаюсь руками за воздух впереди себя, ищу нити, но их уже нет, мне их не достать. Пошатываясь, я разворачиваюсь и смотрю на Виолетту. Нет. Она этого не сделает.
Наша клятва.
Она теперь по-настоящему рыдает. Кровавая лужица из ее слез растекается по полу.
– Я не могу позволить тебе продолжать делать это. Ты стольких убила, Аделина, и это разрушает тебя. Я не могу смотреть, как ты уничтожаешь себя.
«Ты видишь?» – говорят шепотки.
