Очевидно, мои слова прозвучали резче, чем следовало – после этого замечания матерь Ольжана чуть сузила глаза, а ее холеная рука с пухлыми, точно у ребенка, пальцами, с силой сжала подлокотник кресла… Тем не менее, уже через миг хозяйка Мэлдина вновь одарила меня своей извечной сладкой улыбкой.
– Этот день выдался сложным. Энейра. так что сегодня мы расстанемся, а завтра с утра, если ты захочешь, я сама займусь твоим обучением. Обещаю, что больше не будет никаких проверок, а с Бриной у меня будет отдельный разговор. Теперь ты одна из нас.
В ответ я склонила голову, и поспешила покинуть комнату Старшей. В эти мгновения мне больше всего хотелось немедленно уехать из Мэлдина, и. выйдя за порог, навсегда оставить за спиной жриц-менталисток с их непонятными и жестокими играми, но осознание того, что этот поступок ни к чему не приведет, удерживало меня от такого решения. Да и в самом деле – что я скажу в Дельконе? Мне пришлись не по нраву местные порядки? Проверка способностей оказалась слишком жесткой, и я решила вернуться, только-только добившись согласия на обучение? Так никто и не обещал, что в Мэлдине чужую жрицу примут, точно родную сестру. А знания необходимы именно мне, а не Матери Веринике.
Что же до остальных, подмеченных мною странностей, то они никак не желали складываться в единую картину, а по отдельности выглядели просто смехотворными. Проплешины в саду, испуганная послушница, нелюбезная Брина с ручной змеей…
Если после моего возвращения в Делькону Старшая, выслушав подобную историю, ограничится тем, что пропишет мне успокаивающие разум и укрепляющие тело отвары, я не буду удивлена, потому что, собранные вместе, факты походили на лепет излишне впечатлительной девицы, а не на рассказ взрослой женщины…
С другой стороны, что мне мешало покинуть угрюмый и странный Мэлдин и поискать необходимые знания в другом месте? А Матери не обязательно знать все подробности моих злоключений…
Все еще находясь в раздвоенных чувствах, я зашла в выделенную мне комнату, и. упав на кровать, зарылась лицом в подушку. Мысли шли вскачь, решение ускользало…
А потом мои пальцы нащупали под подушкой скомканный клочок пергамента. Приподнявшись, я поднесла к глазам неожиданную находку. Желтоватый, оторванный откуда-то тайком, с неровными краями, кусок содержал лишь одно слово: «помоги».
Конечно же, нацарапанные впопыхах кривоватые буквы могли быть очередной ловушкой. Ложью, на которую был так богат Мэлдин. Но с другой стороны, они вполне могли быть правдой – слишком уж дрожащая рука их выводила, а такое волнение трудно подделать!.. И я, сжегши короткое послание в пламени свечи, решила остаться в Мэлдине.
Матерь Ольжана, узнав о моем решении, даже не попыталась скрыть довольную улыбку, и за завтраком жрицам было сказано, что я остаюсь в Мэлдине в качестве личной ученицы Старшей.
Сидящие за столом сестры восприняли эту новость мгновенно – пустое пространство вокруг меня сократилось, точно по волшебству, а к выданной мне с утра постной каше немедля прибавился увесистый ломоть хлеба.
Решив взглянуть на расщедрившуюся особу, я подняла глаза от миски и немедля столкнулась взглядом с Ларинией. Лицо смуглянки мгновенно осветилось самой благожелательной улыбкой, но она тут же померкла, когда рядом громко звякнула ложка.
Обернувшись, я стала свидетелем того, как Брина, так и не притронувшись к еде, неуклюже выбирается из-за стола. Наскоро испросив у матушки благословения на дневные дела, моя вчерашняя противница поспешила покинуть трапезную, и взгляды, которые оставшиеся за столом жрицы бросали вслед Брине, были полны такого откровенного злорадства, что я, хоть и осознавала направленную на меня ненависть рыбьеглазой, невольно посочувствовала ей.
Сообщество служительниц Малики в эти мгновения живо напомнило мне стаю падальщиков – лишь эти существа с особым наслаждением вонзают клыки во вчерашнего вожака. Сомнений не оставалось – заветы Малики в Мэлдине были забыты напрочь!
После завтрака Матерь Ольжана вызвала меня к себе и, подробно расспросив о моих практиках в Дельконе. рассказала о нескольких видах ментальных щитов.
Поскольку они отличались не только способом построения, но и методом подпитки, мой первый урок затянулся до самого обеда, во время которого я, к своему изумлению, увидела в трапезной новые лица.
Несколько послушниц, среди которых была и встреченная мною в саду девчушка, занимали отдельный стол в самом темном углу трапезной, но даже несмотря на тусклый свет, я различила нездоровую бледность их кожи и усталые тени под глазами.
На мое приветствие они ответили торопливыми кивками и поспешили отвести глаза, а точно из воздуха возникшая подле них Лариния поспешила пояснить, что увиденные мною послушницы дали обет молчания и строгого поста, а потому не любят показываться посторонним.
Я не поверила ее словам ни на йоту, но тем не менее, вежливо кивнула и сделала вид, что потеряла к бледным постницам всякий интерес. Выдавать свое знакомство с младшей послушницей, которая, по словам смуглянки, опасалась приезжих, как огня, было, по меньшей мере, неразумно.
Послеобеденное время мне предстояло провести в сосредоточении и молитвах, но я, покинув святилище, вышла в сад – стены Мэлдина действовали на меня подавляюще, к тому же в саду за мною не следили сразу столько излишне пристальных глаз. Да и дышалось мне в саду гораздо привольнее.
Время до вечера я провела в одной из беседок, вернувшись в свои комнаты лишь тогда, когда мелкий дождь начал перерастать в настоящий ливень.
Едва я ступила на порог своего временного убежища, как тут же поняла, что в тут в мое отсутствие снова побывали. Некоторые вещи оказались не на своих местах, а, внимательно осмотрев все углы, я обнаружила за статуей Малики змеиный выползок.
Высохшая шкура была просто пропитана ненавистью – не прикасаясь к ней голой рукою, я осторожно смела подклад и, приоткрыв окно, выкинула выползок в сад. После чего, плотно закрыв ставни, сотворила перед ними отвращающий зло знак. Перешла к дверям, и. опечатав их такой же защитой, плотно задвинула щеколду.
Простая задвижка вряд ли бы устояла против по-настоящему сильного рывка, но я не думала что Брина решится открыто вломиться ко мне в комнату. Я не ошиблась – проснувшись ночью от какого-то невнятного шороха, я услышала тяжелые шаги в коридоре, а, переведя взгляд на окно, заметила за ним какую-то неясную тень, но не успела даже толком испугаться, как та исчезла. Шаги тоже внезапно стихли, и сколько я ни вслушивалась и ни вглядывалась в окружающую меня темноту, ничего странного больше не заметила. С тем и уснула.
А утром, за завтраком, выяснилось, что место Брины пустует.
После преломления хлеба матерь Ольжана, заметив как жрицы переглядываются меж собой и косятся на пустую лавку, заметила, что Брина провинилась второй раз и теперь отбывает наказание в нижнем храме.
От такой новости жрицы, казалось, перестали дышать – тишина воцарилась такая, что стук внезапно оброненной на пол ложки показался просто оглушительным.
