Софи захотелось прикоснуться к его руке, но он как-то подобрался, убрал руки со стола и выпрямился на своем стуле.
— Кэрри не хотела, чтобы я уходил. Она хотела, чтобы я остался, и мы поговорили, но я должен был уйти. Я чувствовал, что моя идеальная жизнь разрушена, все, что я с таким трудом создавал, рухнуло. Повел себя как ребенок, которому хочется выбросить сломанную игрушку. Я не мог даже смотреть на Кэрри. Просто ушел, и все. Даже не поцеловал Беллу на прощанье. Следующие сутки провел как в кошмаре, почти и не помню, что делал эти двадцать четыре часа. Я доехал на поезде до Лондона, а оттуда — в Хитроу. А потом первым же рейсом отправился в Штаты. В Малибу! — Луис грустно засмеялся. — Какая ирония: я всегда хотел туда попасть еще до того, как познакомился с Кэрри!
Он внимательно посмотрел на Софи.
— О чем ты сейчас думаешь? — спросил он. — Опять меня ненавидишь?
Софи медленно покачала головой, страшно сожалея о том, что ненависти нет, потому что тогда ее жизнь была бы значительно проще.
— Я понимаю, почему ты ушел, но как ты мог бросить все? Этого я никак не могу взять в толк, — искренне призналась она.
— Кэрри была моей жизнью, всей моей жизнью. У меня было такое чувство, что без нее мне ничего и не нужно. И пока сама ты еще не спросила меня об этом — да, о Белле я в тот момент не подумал. Я вообще ни о чем не мог думать, кроме как о Кэрри и о том мужчине… По-моему, мне хотелось доказать ей, что она — такая же эгоистка, как и я. Хотелось заставить ее попросить меня вернуться.
Луис перевел дыхание.
— Идиот, — сказал он, пожав плечами. — Некоторое время я жил на то, что было на кредитке, много пил. — Он поморщился. — Вообще, вел себя как последний идиот.
Софи только сейчас начала понимать всю степень его безрассудства.
— А потом, где-то через месяц, я проснулся однажды утром, как ни странно, трезвый, и понял, что натворил со своей жизнью и с жизнью Беллы. Пытаясь наказать Кэрри, я наказал не только самого себя, но и свою малышку. Все испортил. И я решил позвонить Кэрри. Хотел сказать ей, что возвращаюсь домой ради своего ребенка, несмотря на то, что между нами произошло. У меня на кредитке осталось ровно столько, чтобы позвонить и купить обратный билет. — Луис потемнел лицом. — Только на звонок ответила не Кэрри. Ответил этот Тони. Мне нужно было попросить к телефону Кэрри, но я ее еще любил. Мне как будто нож в сердце воткнули, когда я услышал его голос, поэтому я повесил трубку.
Он вздохнул.
— Снова повел себя как избалованный ребенок. Мне нужно было улететь домой и разобраться со всем ради Беллы. Но одна мысль об этом причиняла слишком сильную боль, о том, что я буду рядом с ней, но не с ней. И я решил, что лучше пусть Кэрри строит свою жизнь в новой семье. Сказал себе, что Белла довольно скоро меня забудет, да оно и к лучшему. — Он горестно покачал головой. — Что за чушь. Идиот чертов.
Софи рассматривала профиль Луиса, когда он отвернулся к окну, пытаясь найти слова для того, чтобы продолжить свой рассказ. Как будто все, что он ей рассказал, было о ком-то другом, а не об этом мужчине, который сидел сейчас напротив нее. Разве можно было так сильно измениться всего за три года? Возможно ли, чтобы такой импульсивный и порывистый человек, каким, по его собственным словам, был Луис, смог сам содержать семью, быть надеждой и опорой? Разве может человек так радикально измениться только потому, что стал старше? У Софи снова сжалось сердце, и, почувствовав ее взгляд, он повернулся и улыбнулся ей.
— Продолжать? — спросил он.
Софи кивнула, не в состоянии ответить на его улыбку, которая стерлась, когда она не улыбнулась в ответ.
Он сделал глубокий вдох и снова продолжал:
— Поэтому я полетел в Бразилию. Решил, что никогда не вернусь домой. Собирался объездить Южную и Центральную Америку. Но, приехав в Перу, остался там. Это такая красивая страна, она так отличается от… нашей. — Луис повел руками вокруг себя. — Казалось, что я наконец-то оказался достаточно далеко и мне больше не будет больно. Я пробыл в Лиме уже около полугода, работая на добровольных началах в детских благотворительных учреждениях, когда до меня дошло, что Кэрри уже должна была родить. Никогда не считал себя таким уж милосердным, но мне нравилось там работать. Я чувствовал себя членом одной большой семьи. Они помогли мне с визой, предоставили жилье и пропитание. — Луис улыбнулся. — Я работал с уличными детьми, невероятно смелыми и способными детишками. Фонд предоставлял им место, где они могли спокойно ночевать, есть и чему-то обучаться, если у них возникало такое желание. И даже играть. А по вечерам и выходным я работал в городском баре для туристов, так что свободного времени у меня почти не было. Не было времени на ненужные мысли. Но однажды меня осенило: ребенок уже должен был родиться. У меня не сразу хватило мужества позвонить, но я все-таки позвонил. На этот раз я был готов к тому, что подойдет Тони, но я знал, что мне необходимо поговорить с Кэрри и узнать, как она, как Белла. И как ребенок.
Софи почувствовала, что съехала на самый краешек стула.
— Но к телефону подошел не Тони. Подошла Кэрри. Кажется, она даже мне обрадовалась. Сказала, что родила красивую малышку и что у них все отлично. Я ответил что рад за нее, потом она немного помолчала и сказала, что Тони ее бросил, и она этому рада. Но счастлива с дочерьми.
Софи могла представить, как произносит эти слова Кэрри. Она всегда считала, что нужно жить сообразно с последствиями сделанного выбора, какими бы они ни оказались. Миссис Стайлс как-то сказала про дочь, что она носит свои ошибки, как ордена почета, а Кэрри парировала, что это был самый лучший комплимент, который она когда-либо слышала от матери. Но как раз в этом и заключалась разница между Софи и Кэрри. Кэрри смело делала выбор и следовала ему, несмотря ни на что. Софи никогда ничего не выбирала, она позволяла судьбе делать за себя выбор и никогда не задавалась вопросом, насколько трудным он может оказаться.
— Я тут же сказал, что могу вылететь к ним следующим же рейсом, — снова заговорил Луис. — Сказал, что она причинила мне очень сильную боль, но я ее по-прежнему люблю. Что готов вернуться и во всем разобраться. Наступила долгая пауза, и я буквально ощутил вкус надежды. «Я не хочу, чтобы ты возвращался, Луис, — сказала Кэрри. — С Тони у меня все кончено, но тебя я все равно больше не люблю. Знаю, что должна любить тебя и что любила когда-то, и очень сильно. Но сейчас — нет. Все прошло. И тебе не имеет смысла возвращаться из-за меня, я хочу, чтобы ты это знал. Но если ты захочешь увидеть девочек, я никогда не встану на твоем пути». Мы попрощались, и тогда она добавила: «Я должна тебе сказать еще кое-что, что ты должен знать. Твою дочь зовут Иззи». — Луис замолчал. И стал потирать глаза большим пальцем.
Софи кусала губу. Она даже не знала, что и думать обо всем, что рассказал ей Луис. Ей ужасно хотелось кинуться защищать Кэрри, но как она может это сделать, когда она ничего этого не знала? Она на секунду закрыла глаза и вспомнила тот последний раз, когда виделась с Кэрри, заново восстановив в памяти все подробности. В какой-то момент после крестин ей показалось, что Кэрри хочет ей что-то сказать. Но потом замешкалась и сменила тему. Может, она собиралась рассказать ей об этом. Но в таком случае получается, что Кэрри была не в состоянии рассказать подруге правду даже несмотря на то, что попросила ее стать крестной и опекуном девочек. Должно быть, ей было ужасно одиноко, поняла Софи.
