Мистраль прошел через проходную, которая вела в Службу криминалистики, и вздрогнул. На кресле в приемной сидел Жак Тевено с чемоданчиком на коленях.
— Мне сказали, что я могу подождать вас тут.
Глава 36
Та же ночь.
23.00. С одной стороны стола заседаний — Мистраль и Венсан Кальдрон, с другой — Жак Тевено. Перед психиатром разложены ксерокопии фото из альбома, некоторые отмечены яркими стикерами. Полицейские слушают очень внимательно. Но прежде чем приступить к изложению своих выводов, Жак Тевено достал из чемоданчика непочатую бутылку портвейна.
— Мой любимый. Да и вы, Людовик, по-моему, уже его пробовали. Рюмки не захватил — уверен, у вас есть все, что нужно.
Полицейские заулыбались.
— В этой истории все упирается в зеркало, — продолжил Тевено. — И в зеркале-то я, смею надеяться, отыскал разгадку. Прошу вас обоих внимательно вглядеться в эту пару фотографий, отмеченных желтым ярлычком.
Заинтригованные Мистраль и Кальдрон взяли пару листов, протянутых психиатром. Мистраль облокотился на стол, оперся подбородком на руки и переводил взгляд с одного оттиска на другой. Кальдрон делал то же, опершись на стол скрещенными руками. Все трое молчали.
Через несколько минут полицейские оторвали от снимков разочарованные, растерянные, вопрошающие глаза.
— И что же? — спросил Тевено.
— Да ничего, — отозвался Кальдрон. — Что-то непонятное. На одной фотографии Франсуа сидит за столом с карандашом и тетрадкой. Карандаш в правой руке. На другой странице совершенно такой же снимок, но карандаш в левой руке.
Жак Тевено был очень доволен эффектом.
— Вот-вот, неплохо. А вы что скажете? — обратился он к Мистралю.
— Похоже на игру «найди десять различий», — ответил комиссар. — Карандаш я заметил, но дело, наверное, не в этом?
— У вас тут есть зеркало? — спросил психиатр.
— В туалете.
— Пойдемте.
Тевено забрал ксероксы, и все трое пошли в туалет.
Психиатр поднес к зеркалу одну из страничек:
— Что вы видите?
— То же самое, только наоборот.
— Превосходно! Вот вы и раскрыли свое дело. Теперь можем вернуться в кабинет.
Пока полицейские шли обратно следом за психиатром, в голове их роились только вопросительные знаки.
Тевено опять положил ксероксы перед собой.
— Перед вами одна очень редкая загадка генетики: ее называют «зеркальные близнецы».
Полицейские по-прежнему ничего не понимали. Жак Тевено указал на фотографии карандашом:
— Один правша, другой левша. У одного на голове пробор справа, у другого слева. Один и тот же человек в двух экземплярах. Людовик, когда вы смотрите на себя в зеркало, вы, как и все, видите перевернутое изображение. Изображений два, человек один. А тут не так, — похлопал по фотографиям Тевено. — Человека два, изображение одно. Истинные близнецы, но один зеркален другому!
Мистраль и Кальдрон на ходу сопоставляли пояснения психиатра с материалами дела.
— Иначе говоря, когда они стоят друг напротив друга — все равно что смотрятся в зеркало.
— Именно так! Захватывает дух, да?
— И вся генетика одинакова?
— Абсолютно вся, кроме отпечатков пальцев.
Мистраль, качая головой, размышлял, как это соотносится с убийствами. В Уазе из трех случаев в двух был левша, в одном правша. Следы ДНК в Уазе и в Париже одинаковы. Но ведь внешне Бриаль и Эмери совершенно не похожи, даже учитывая, что они не просто близнецы, а зеркальные…
— Я открою портвейн?
— Открывайте, а я схожу за рюмками, — ответил Мистраль.
В Восемнадцатом округе хозяева и некоторые завсегдатаи баров, откуда звонил Эмери, узнали по фотороботу посетителя, который даже позвонить не мог — до того был пьян. Все говорили: «Жуткая рожа, вся изранена — да и неудивительно, если так пить!» Один клиент в одном из баров рассказал, что никак не мог понять, зачем этот мужик ищет общий телефон, когда у самого в руках мобильник. «Я его спросил, а он мне: „А что, это идея!“ Я помог ему выйти на улицу, он даже не мог подняться на три ступеньки. А потом пошел, держась за стенку».
Поль Дальмат и Жерар Гальтье не спеша пили портвейн. Они с интересом слушали, как Жак Тевено излагал научные сведения об истинных и зеркальных близнецах. Мистраль взглядом предоставил слово Дальмату:
— Ну и что рассказала Одиль Бриаль?
— Тихо плакала, — отозвался Дальмат, — а Ингрид ее утешала. Я рассказал про ДНК, про мобильный телефон. Она делала вид, будто ей все равно, но все поняла. А когда вы нас вызвали, я как раз рассказывал ей про апостола Фому.
— Апостола? При чем тут апостол? — удивился Мистраль.
— Вы имели, конечно, в виду — про Дидима.
Психиатр и Дальмат понимающе переглянулись.
— Ну да, Дидима! Конечно, именно так.
— Вы не могли бы нам что-нибудь объяснить, чтобы мы не торчали в офсайде? — Кальдрон обращался одновременно и к Тевено, и к Дальмату.
Дальмат все тем же монотонным голосом, к которому все уже начали привыкать, продолжил:
— Думаю, что разгадал эту историю, опираясь на цитаты из Экклезиаста. Когда убийца пишет: «И возненавидел я жизнь, потому что противны мне стали дела, которые делаются под солнцем, ибо все — суета и ловля ветра!», еще: «Время искать и время терять; время сберегать и время бросать», — я снова вспомнил о потерянном поколении, теме романа Хемингуэя «И восходит солнце». Разлученные при рождении близнецы ищут друг друга, потому что каждый знает, что у него есть брат. Но потом они будут вновь разлучены и осуждены на жизнь в аду разлуки — из-за своих убийств. Вот как я рассуждал.
В кабинете наступила тишина, Мистраль нарушил ее первым:
— И при чем тут Фома? И кто такой Дидим?
Дальмат улыбнулся одними губами.
— Одиль Бриаль все время называла меня кюре, я и решил прочитать ей проповедь. Фома в Евангелии назван Близнецом, по-гречески «близнец» будет Дидим. Не мог же я ее разочаровать, хотя позже она меня и окрестила сатаной.
Всем присутствующим — и полицейским, и психиатру — очень понравился тон рассказа Дальмата: очень спокойный, но не лишенный юмора.
— Жерар, что Вивиана Бриаль?
— После моего рассказа с «картинками» она разрыдалась. Потом высморкалась, выпила воды и принялась меня ругать. Я думал, она уже расколется — не тут-то было! Но если дойдет до близнецов, тяжело ей будет держаться.
Лицо Мистраля в сгущающейся темноте выглядело заостренным еще больше. Он уже и не помнил, сколько с утра заглотил чашек кофе и таблеток аскорбиновой кислоты. Побаливал желудок, и Мистраль понимал: ему не устоять против изнеможения, которое постепенно овладевало им. Ныли также спина и плечи, а колющая боль в голове мешала нормально разговаривать. Только заряды адреналина еще поддерживали в нем хотя бы минутные всплески энергии.
