Не успел Корниш выйти из кабинета, как Стил медленно поднялась и подошла к Тарталье. Она дрожала всем телом, кулаки были сжаты так, что костяшки пальцев побелели. Ему показалось, что сейчас она ударит его.
— Почему вы не рассказали мне? Вы что, мне не доверяете?
— Приди я к вам и расскажи, что видел в первый вечер, вы бы мне ни за что не поверили.
— Зачем вы вообще приехали к моему дому?
Тарталья замялся. Как прикажете объяснить порыв, который привел его туда? Он тогда разозлился и желал выставить в неприглядном свете и ее, и Кеннеди. Сейчас это представлялось ему подлым и низким, так что Стил угадала правильно. Он не доверяет ей. Во всяком случае, не настолько, чтобы раскрыть всю правду.
— У меня возникли подозрения…
— Ваша знаменитая интуиция, полагаю? — подняла она брови.
— Как оказалось, хорошо, что я прислушался к ней.
Он сделал вид, что не замечает прозвучавшую в ее голосе насмешку.
— Не спорю. Но сначала вы должны были доложить мне!
— Мне требовались веские доказательства. Поэтому я привлек к делу Дэйва и Ника. — Марк пристально посмотрел в ее бледное рассерженное лицо. — Обращаться к вам не имело смысла. Вы слепы во всем, что касается доктора Кеннеди. — И увидел: слова его угодили в цель.
— Возможно, я и была слепа, — после паузы откликнулась она. — Однако как ваш начальник нахожу ваше поведение непростительным.
Тарталья понял, что вдобавок ко всему, что свалилось на эту женщину, он еще и унизил ее, и почувствовал укол совести. Ему стало жаль Кэролин до глубины души.
— Я совсем не хотел поставить вас в неловкое положение. Неприятно, что все произошло в присутствии суперинтенданта Корниша. Поймите меня, прочитав такое письмо, промолчать я не мог.
Подойдя к двери, Стил распахнула ее:
— Уходите. Мне нужно побыть одной.
…Около двух часов дня Гэри Джонс вошел в небольшой кабинет, который он делил с Тартальей. Все утро он провел в Олд-Бейли, куда его вызывали свидетелем по одному старому делу. Джонс шлепнул пачку бумаг перед своим компьютером, бочком подкатился к Тарталье, сдвинул в сторону папки и стопку новых дисков, прибывших из интернет-магазина «Амазон» с утренней почтой, и водрузил свой широкий зад на угол стола.
— Ну, как вообще? — поинтересовался Тарталья, дожевывая последний ломтик авокадо и белый хлеб с ветчиной, купленные по дороге, и вытер пальцы бумажной салфеткой.
Джонс воздел кверху коротенькие ручки, зевнул и произнес:
— Я в итоге не понадобился. Этот засранец изменил свое заявление на признание вины.
— Вот всегда бы так!
— Слыхал, ты подтолкнул Корниша на тропу войны с доктором Кеннеди. Как думаешь, Стил будет выдвигать обвинение?
— Думаю, все зависит от того, что обнаружат эксперты и что даст внешнее наблюдение. В данный момент есть только наше слово против его. Хорошо было бы записать его действия на видео.
— Ага, но только представь, как вцепится в такой лакомый кус пресса, если дойдет до судебного разбирательства! Пари держу, Стил спустит все на тормозах.
Тарталья кивнул. Он не станет винить Стил, если она замнет это дело. Он теперь знал, насколько она ранима. Выставлять свою личную жизнь напоказ — пожалуй, для нее это слишком, даже если Кеннеди и заслуживает наказания.
— Ты знаешь, Стил пришла в бешенство, когда узнала, что мы проследили за Кеннеди. Поразительно. Другая порадовалась бы.
— Да она ведь женщина! А логика — не самое сильное женское качество.
— Вообще-то я бы, окажись на ее месте, тоже вряд ли смог рассуждать логически, — заметил Тарталья.
Джонс пожал плечами, словно желая сказать, что ему и своих хлопот хватает, некогда о чужих задумываться. Он поднял обертку от сэндвича Тартальи и внимательно прочитал состав.
— Сэндвичи, приятель, надо делать самому, — заметил он. — Никогда не знаешь, какой дряни они туда напихают.
— Спасибо. Непременно вспомню о твоих рекомендациях, когда у меня выдастся пяток свободных секунд, чтобы нарезать сэндвич.
— А ты заведи подружку, — посоветовал Джонс, комкая обертку и швыряя ее в корзинку. — Женщины обожают готовить.
— Зато сколько от них мороки! — возразил Тарталья. — Оно того не стоит.
Он вспомнил о жене Джонса, которая вечно одолевала беднягу на службе бесконечными звонками. Ни у одной женщины из тех, что ему нравились, не хватало времени на домашние хлопоты. Ну и что, подумаешь! Лучше иметь рядом человека с независимым умом и чувством юмора, чем дуру, которая только и занимается глажкой и готовит ужин. С этим он и сам отлично справится.
Взгляд Джонса упал на стопку дисков на столе:
— Купил новую музыку? Планируешь вечерок посидеть дома, э?
— Ты, надеюсь, не возражаешь?
— У тебя, наверное, уже большущая коллекция собралась.
Взяв два верхних диска, Джонс просмотрел надписи:
— Чарли Паркер и Хамфри Литтелтон? Саксофон и труба? Только не говори, что теперь ты подсел на джаз.
— Мне через два года стукнет сорок. Подумал, пора попробовать что-нибудь новенькое. Захотелось проявить широту взглядов.
— Хм? Насколько я слыхал, с широтой взглядов у тебя все в порядке. — Джонс вздернул светлые брови и посмотрел на Тарталью взглядом, по его мнению, многозначительным, хотя, что он подразумевал, Тарталья понятия не имел. — А, и «Реквием» Верди. Это красивая музыка. — Джонс прищурился и ткнул пальцем-обрубком в обложку. — Слушай-ка, а вот этот парень точь-в-точь ты.
Тарталья взглянул:
— Ильдебрандо д'Арканджело. Баритон из Пескары.
— Твой двойник, точно тебе говорю. Невероятно! Ты уверен, что у тебя нет брата-близнеца?
— Приятно слышать, конечно, жалко только, голоса у меня нет.
Джонс сочувственно покивал:
— Я и сам иногда люблю послушать оперу. Мальчишкой пел в хоре. А что ты думаешь об этом нашем парне, Брине? Чертовски хорош, правда?
— Я его только один раз слушал вживую. Певец обалденный! Жалко, не могу позволить себе почаще ходить на его концерты.
Джонс перебирал диски, осматривая каждый, точно какую-то редкую диковинку:
— А кто такая Орнелла Ванони?
— Итальянская певица шестидесятых.
— А «Мэтчбокс Твенти»? И «Эдиторс»? Я отстал от жизни?
— Ты давай слушай новых исполнителей со старыми песнями «Иглз» и не забивай ерундой свою маленькую красивую башку. — Тарталью все сильнее раздражала болтовня Джонса. Он выдрал диски у того из рук и переложил на дальний конец стола. — А теперь уматывай, Джонси, оставь меня в покое. У меня работы выше крыши.
