– Я не буду спрашивать, откуда.
– А можно я все равно отвечу? – неожиданно вклинился Женька. – Это, в общем-то, моя сомнительная заслуга. Когда за Викой пришли инспекционщики, я как раз хотел к ней зайти. Меня не заметили или не придали значения, а я слышал, куда ее повели. Ты же знаешь, у нас в универе большая часть помещений под видеонаблюдением. Так вот, взломать центральный сервер института – не самая сложная для меня задача. Я снял с камеры запись событий в кабинете. Показал Виталику. Я не заметил, что он скопировал ее к себе! А потом Виталик показал эту запись всем остальным. После этого они и ушли…
Стас неопределенно кивнул, медленно опускаясь в кресло.
– Жень, все в порядке. Ты… наверное, ты правильно сделал. А те, кто не понял и ушел – что ж, значит, не так уж и надо им это было. Только скажи, они и правда все испугались проблем или было что-то еще?
Алфеев помялся, но все же ответил.
– Некоторые просто поверили в то, что ты там говорил, и перестали верить в то, что ты говорил раньше. Виталик тут распинался. Мол, ты недостоин возглавлять Орден, ты подлец и обманщик, ты нас всех используешь… Я ему в результате на дверь указал раньше, чем Алик вскочил бить ему морду.
– Вот и хорошо. Жень, не переживай. Все в порядке. Алик, пожалуйста, приведи Вику. Нам всем нужно серьезно и откровенно поговорить…
Заплаканную и наскоро умытую, Алик усадил девушку на диван между Алфеевым и Алисой, которая посматривала на подругу с явным неодобрением.
Стас тяжело вздохнул и начал объяснять. Говорил он недолго, четко и ясно объясняя свои действия, но не вдаваясь ни в подробности, ни в эмоции. Как ни странно, ему даже дали договорить
– Стас, когда и где ты научился врать так складно? – очень тихо спросила Виктория, подняв наконец глаза на командира. – Ты сказал, теперь позволь, скажу я. Я присутствовала в том кабинете, если помнишь. Да, мне безмерно стыдно, что я поддалась на угрозы отчисления и сказала ректору, откуда у меня книга. Если бы я знала, чем это обернется – я бы промолчала, несмотря ни на что. Стас, я тебе верила. Верила полностью. Но… прости, я видела твои глаза, когда ты вымаливал пощаду у скотины Витценко, я видела, с каким пылом и искренностью ты поливал грязью те идеи и идеалы, которые буквально за день до этого называл своими принципами и своим мировоззрением. Я слышала, как ты говорил, что просто используешь все и вся, слышала, как ты убеждал Витценко в том, что просто "набираешься практики для создания собственной компании". Ты был очень убедителен. Как никогда раньше. Ты и об Ордене говорил с жаром и блеском в глазах, с уверенностью в правдивости твоих слов, но никогда ты не был настолько убедителен, как сегодня в кабинете. Я всей кожей ощущала, что ты говоришь правду.
В комнате повисла тишина. Стас медленно достал сигарету из пачки, и тупо уставился на нее. Он не знал, что и как возразить Вике. И он видел, что многие начали колебаться, выслушав ее рассказ.
– Мне нечего тебе ответить, – наконец, заговорил он, медленно и осторожно подбирая слова. – Я могу поклясться чем угодно в том, что я лгал Витценко и не лгал вам. Но если вы мне уже не верите, то моя клятва тоже едва ли будет иметь для вас хоть какой-нибудь вес.
– Я тебе верю, – тихо проговорил Женя. – И чего бы там не почувствовала Вика, я тебе буду верить. Потому что если не тебе, то кому?
– Аналогично, – коротко отозвался Виктор.
Алиса молча кивнула.
– Херню вы тут разводите! – ругнулся Алик, раздирая на клочки салфетку. – Я бы сказал, как оно все на самом деле было и как оно все на самом деле называется, да вы ж все равно понимать не захотите!
– Почему ты так в этом уверен? – поинтересовался Саша. – Если тебе есть что сказать – скажи.
– Да, скажи! – поддержала его подруга.
– Стас? – Гонорин взглянул на командира. Тот кивнул. – Ты уверен? Я не думаю, что тебе будет приятно, если я скажу это при всех.
Горло неприятно перехватило. Ветровский был уверен в Алике на сто процентов и разочароваться было бы слишком больно. Однако он нашел в себе силы поднять голову и спокойно ответить:
– Я не знаю, как каждый из вас сейчас относится ко мне и к тем, кого еще вчера мы называли братьями и сестрами. Но для меня вы все же Орден. И я вам верю. Говори, Алик. Хуже уже не будет.
– Ну, раз ты в этом так уверен… – Гонорин слез со стола, пересек комнату, и остановился так, чтобы его видели все. – Ребята, братишки-сестренки, нельзя быть такими недоверчивыми идиотами. Мы же решили, что мы все друг другу родные. Как бы это не было наивно и, возможно, глупо, но это было наше с вами совместное решение. Хотите знать, что делал Стас в кабинете Витценко? Я вам скажу. Он там унижался. Выпрашивал, изворачивался, лгал. Поливал грязью себя и вас. А знаете, зачем? Да затем, что если бы всплыла правда, никто из вас не остался бы в институте! Вика и Стас вылетели бы первыми, а следом – и мы все! Наш командор прошел через унижение для того, чтобы спасти наши с вами задницы, понимаете вы это или нет?! И пусть самое страшное, что нам угрожало – это вылететь из универа, но это сейчас. И я не знаю, как вы, но я в Стаса верю, и я верю, что если когда-нибудь ситуация сложится более опасным образом, как для него, так и для нас – он все равно пожертвует собой, своим достоинством, здоровьем или даже жизнью – чтобы защитить нас.
Новый сеанс тишины был просто пропитан пораженным изумлением. Стас застыл, не донеся прикуренную-таки сигарету до рта и не отводил перепуганного взгляда от оратора. Вика в ужасе вжалась в диван. Алиса, оцепенев, смотрела на Стаса. Женька медленно и тихо сполз со своего кресла на ковер. Парочка Саш сидела, не шевелясь. Виктор машинально крутил колок гитары, даже не замечая, что струна сейчас лопнет. Азамат что-то неслышно шептал – причем, скорее всего, что-то глубоко нецензурное. Антон наматывал на палец прядь своих длиннющих волос, а когда добрался до уровня лица, уставился на этот самый палец так, будто впервые его видел. Инга же просто смотрела в пространство невидящим взором.
Теньк!
Лопнувшая струна произвела эффект небольшой бомбы. Все вздрогнули, Стас обжегся сигаретой, Антон едва не вырвал несчастную прядь, а Азамат навернулся с подоконника.
– Извините, – прошептал бедный Виктор, тряся рукой, на которой набухала алая полоса – след удара струны.
– А я знаю, почему Вика поверила Стасу в кабинете, – неожиданно произнесла Инга. Взоры всех присутствующих немедленно обратились на нее. – Он же эмпат.
Сил на какое-либо активное проявление эмоций не осталось уже ни у кого, и Ветровский просто поднял на девушку взгляд.
– Поясни, о чем ты. И почему я сам этого не знаю.
Инга отбросила с лица упавшую темно-каштановую прядь волос.
– Вы помните, после чего я к вам пришла? Кто не помнит: после второго благотворительного вечера. Там был инцидент, когда один из пришедших парней громко заявил, что все это ложь и способ выманить у них денег. Стас повернулся, и спокойно на него посмотрел. Именно спокойно, как-то почти безразлично. Я сидела рядом с этим придурком, и его взгляд сперва скользнул по мне. С кем-нибудь из вас когда-нибудь случалось такое, что вы внезапно начинали испытывать какое-либо сильное чувство, к которому не было никаких предпосылок? Ощущение безоблачного счастья после выматывающего рабочего дня, когда на самом деле хочется только лечь и отключиться до утра, а дома еще куча дел, или наоборот – всепоглощающее отчаяние, когда все так хорошо и безоблачно, или ничем немотивированный беспричинный страх? Я сильно сомневаюсь относительно телепатии, но вот эмпатия – это реально существующая вещь, уж студенты психфака должны об этом знать. Правда, в психологии эмпатия описывается как способность принимать чужие эмоции…
