– Ты хочешь сделать свою квартиру похожей на номер в отеле? – Саммер прошла к окну, пряча лицо от Люка.
– Я хочу сделать свою квартиру похожей на то, что сделало бы тебя счастливой, – сказал он твердо.
Она на миг взглянула на него и опять стала смотреть в окно.
– Отсюда видно Эйфелеву башню, – сказала она укоризненно.
Окно выходило на одну из allées Марсова поля. Четырнадцатого июля[152]весь кухонный персонал заполнял его квартиру, чтобы любоваться фейерверком. За этот вид из окна с Люка брали дополнительную плату, и довольно большую.
– Обычно я считаю ее данью уважения тому, чего я достиг, – признал он.
Саммер засмеялась, ее лицо осветилось восхищением. О боже, все было идеально. Он мог провести оставшуюся жизнь, наслаждаясь признанием. – Я, наверное, и вправду нарциссист, – признался он неохотно.
– Нет, ты не такой, – заспорила Саммер, удивленная его словами, и он впервые понял, что кто-то может говорить с ним ласково. Ее голос согрел все его тело. Она оглянулась на Эйфелеву башню и покачала головой. – Жаль, что у меня прежде не было такой, как твоя, уверенности в своих силах.
– У тебя она может быть, – спокойно заметил он.
Ему не хотелось, чтобы Саммер была слабее или меньше, чем могла бы быть. Но ему очень нравилась мысль о том, что он дает Саммер чувство безопасности, когда обнимает ее. Да, своей уверенностью он может ее защитить. Для этого он ее и выстроил.
Саммер долго смотрела на него, будто он сказал что-то такое, от чего она почувствовала себя пойманной – но что, черт побери? Что мог он сказать такого, чтобы захлопнулась дверца ловушки? Ничего не сказав, Саммер опять стала смотреть в окно, но в противоположном от башни направлении. Виском она прижималась к стеклу.
Его живот свело, когда он понял, на что она смотрит – на едва видный угол школы-интерната. Люк мог представить ее там. Под теперешним сексуальным шелковистым очарованием он видел маленькую девочку, столь отчаявшуюся от невозможности излить свою любовь, что она уцепилась за мальчика, которого повстречала в парке. Она так и не научилась строить стальную броню вокруг себя. И поэтому трепетала и летела сквозь годы боли, справляясь, как могла, похожая на пламя свечи, сбиваемое ветром. Пока не оказалась на островах, в закрытом, безопасном месте, где смогла наконец позволить своему сиянию расшириться до того, что оно осветило всех вокруг. Он видел это сияние на фотографиях. Только еще не знал, как забрать Саммер с острова, привлечь в этот город, который она считала адом, и при этом сохранить для себя ее сияние.
Ад в Париже. Она, пожалуй, и вправду испорчена.
Он подошел и обнял ее сзади. Здесь ты больше не будешь одна.
И как только он ощутил ее тело в своих руках, у него в голове прозвучало: «И я тоже не буду один».
Она откинула голову назад, на его плечо, но не отвела взгляда от угла школы.
– У тебя, наверное, много трусиков? – с иронией спросила Саммер слабым голосом. – Знаешь, трусики с номерами сотовых девчонки бросали из окон общей спальни «Олимпа».
Он засмеялся, но руками чувствовал, что она напряглась, будто в ожидании удара.
– Я стараюсь там не ходить. Это приводит в замешательство.
– Ты никогда не испытывал соблазна подобрать их? – сухо спросила она.
– Подобрать трусики пятнадцатилетней девочки, которой отчаянно нужна романтика? Саммер. Когда я был подростком, то жил не здесь.
Ее живот под его рукой немного вздрогнул. Но в окне он мог видеть призрачное отражение легкой улыбки.
– А теперь это не в твоем стиле?
– Саммер! – Он бы рассердился, если бы ее улыбка в окне не была нежной и легкой, а мышцы живота не были так напряжены. – Кто-то подобрал твои, да? – На него медленно снисходило понимание. – Некоторые тридцатилетние мужики достаточно отвратительны, чтобы принять предложение одинокого подростка.
– Это были не трусики, а фотография и любовное письмо, – натянуто ответила она. – И он оказался довольно симпатичным.
– Черноволосый, я полагаю, – обреченно сказал Люк.
Я безнадежно влюбилась в мальчика, которого однажды встретила там. Я вспоминала его много лет. Искала его, Люка.
Боже. Все это время она искала его!
Саммер пожала плечами и прижалась к Люку.
– Сколько ему было лет?
Ее живот вздрогнул. Он никогда бы этого не узнал, если бы не обнимал ее.
– Папа сказал, тридцать четыре, – беспечно ответила она.
А… Значит, ее отец узнал об этом. Люк каким-то образом уже почувствовал, что ничем хорошим эта история не закончится…
– А тебе?
– Пятнадцать.
Саммер гордо подняла подбородок, но покраснела.
– Всего пятнадцать, – поправил Люк, поглаживая ее волосы. – Тебе было всего пятнадцать.
Он был удивлен, что она продержалась так долго. Ей же было тринадцать, когда она попала в интернат. Получается, она провела два года без любви и лишь потом сломалась?
– Не было… – Она остановилась. – Он не… этого. – Она отвела взгляд от школы-интерната и смотрела на Эйфелеву башню. Затем отвернулась от башни и встретилась с Люком взглядом, отраженным в стекле. Наконец она закрыла глаза, потому что иного спасения не было, и нагнула голову. – Он никогда не проходил мимо трусиков. – Ее лицо стало темно-красным.
Люка затошнило. Какой-то мерзкий педофил учил Саммер удовольствиям ее молодого тела. Он мог вообразить, как она, полная надежд, познает первый оргазм в умелых руках какого-то ублюдка, впервые в жизни чувствуя себя любимой.
– И что предпринял твой отец?
– О, на самом деле я гуляла с Винсентом, чтобы привлечь папино внимание, знаешь ли. Вот почему он боялся… зайти слишком далеко. – Комок встал в ее горле. Люк обнял ее крепче, едва-едва покачивая. – Так что папа дал ему то, что тот хотел, и позволил мне увидеть… знаешь, он позволил мне увидеть, что Винсент предпочитает мне деньги и власть. А потом папа, конечно, уничтожил его. – Она прочистила горло и говорила как ни в чем не бывало. Люк, возможно, поверил бы, что все это пустяки, если бы его руки не лежали на ее животе, если бы он не чувствовал дрожь…
– А с тобой отец что сделал?
– Ничего, – с удивлением ответила она. – Ну, то есть наорал на меня, конечно. – Ее живот яростно дрожал под его рукой. – Назвал меня маленькой шлю… шлюхой… – И внезапно Саммер разрыдалась. Ее трясло сильнее, чем в тот раз, когда она рассказывала Люку о нападении. Рыдания сделали Саммер некрасивой. Ему и в голову не могло прийти, что такое вообще возможно. Она уткнулась лицом ему в руки, ее ноги подкосились, и Люку пришлось вместе с ней опуститься на пол, не выпуская ее из рук. – «Маленькая шлю… шлюха», а ведь только ради Винсента я могла продержаться день, да и вообще жить, зная, что опять увижу его и что он лю… я думала, что он лю…
