— Святой Лука, глава двенадцатая, стих второй. — Карл содрогнулся, и Марк понял, что он теряет его.
— Даже Дьявол цитирует Священное писание, дядя.
— А если он не дьявол, что тогда? — На щеке старика задергался мускул. — Стал бы ты убивать полицейского, стоящего на страже закона?
— Человеческие законы — это не Господний закон!
— Отвечай на мой вопрос!
— Да, ответьте ему, Марк. Могли бы вы совершить убийство? Нарушили бы заповедь? — Теперь Селуччи использовал свой голос как резец, надеясь вскрыть гнилую сердцевину этого подонка. — Не убий. Как насчет этого?
За нынешнюю ночь Марк избежал смерти уже дважды. С того момента, как он опознал создание, напавшее на него в лесу, он знал: чтобы избежать смерти в третий раз, ему потребуется нечто большее, чем удача. Для того чтобы он остался в живых, каждый находящийся сейчас в амбаре должен будет умереть. А он собирался жить. Этот проклятый выродок, хренов полицейский, пытался манипулировать его дядей — единственным, в ком он сейчас нуждался, чтобы вытащить свою задницу из огня, да еще остаться способным провернуть выгодное дельце. Старик как живое подставное лицо был в данный момент предпочтительнее мертвого.
— Дядя Карл… — Подчеркнуть важность родства. Напомнить ему о кровной связи, о преданности семье. — Это не Господни творенья. Ты сам говорил об этом.
Карл взглянул вниз на Льдинку и содрогнулся.
— Они не Божьи творенья. — Он поднял страдальческие глаза к Селуччи. — Но как дело обстоит с ним?
— Проклят своими собственными деяниями. По своей воле общался с приспешниками Сатаны.
— Но если он полицейский, хранитель за…
— Не беспокойся, дядя Карл. — Марк даже не старался скрыть внезапный прилив облегчения. Если старик был озабочен грядущими последствиями, значит, он уже решил принять участие в действии. Он выиграл! — Я смогу представить все дело как несчастный случай. Только будь осторожен, когда станешь убивать белого волка — ну, собаку, называй как угодно, — постарайся не попортить шкуру.
И тут он понял, что сказал что-то неладное.
Старик содрогнулся, а затем распрямился, словно взвалил на плечи непосильную тяжесть.
— Настолько я не могу быть уверен, но знаю твердо: что бы ни случилось сегодня ночью, это будет сотворено во славу Господа. Ты не получишь от этого никакой выгоды. — Он развернул винтовку, и ее дуло указало на Марка. — Положи ружье на землю и подойди ко всем остальным.
Марк открыл рот, но тут же закрыл его, не произнеся ни единого звука.
— Что вы собираетесь делать? — спросил Селуччи, тщательно сохраняя голос и выражение лица бесстрастными.
— Не знаю. Но он не будет участвовать в этом.
— Ты не сможешь так поступить со мной. — Марк обрел наконец дар речи. — Я — член семьи. Твоя собственная плоть и кровь!
— Я сказал: опусти ружье и иди туда, к остальным. — Карл понял теперь, где совершил ошибку, где сошел с пути, указанного ему Господом. Свое бремя он должен нести один, он никогда не должен был разделять его с кем бы то ни было.
— Нет. — Марк в ужасе окинул взглядом Генри, который приглашал его подойти так близко, как ему будет угодно. — Я не могу… я не буду… ты не можешь заставить меня!
Карл качнул дулом винтовки.
— Могу.
Марк увидел, как смерть, которую он отталкивал от себя, приближается к нему по мере того, как становилась шире улыбка Генри.
— Нет! — Он развернул ружье на того, кто подталкивал его во власть к этой улыбке.
Карл Бьен увидел, что дуло смотрит ему в лицо, и приготовился к смерти. Он не мог, даже ради своего спасения, застрелить сына своей единственной сестры. «В руки Твои я вручаю мой… »
Льдинка, не раздумывая, взмыла в воздух. Ее передние лапы ударили в середину груди старика, и заряд, не причиняя никому вреда, угодил в восточную стену в тот момент, когда оба они покатились по земле.
А затем в дело вступил Генри.
Между ними было не менее десяти футов. В один миг он оказался рядом с Марком, вырвал ружье из его рук и отшвырнул с такой силой, что оно проломило стену амбара. Его пальцы сомкнулись и сжались вокруг горла смертного; кровь выступила в тех местах, где ногти прорезали кожу.
— Нет! — Селуччи кинулся вперед. — Вы не можете!
— Я и не собираюсь убивать его, — спокойно ответил вампир. Он подхватил свою ношу, прошел один шаг, другой. Капкан щелкнул, сомкнув челюсти, и Генри разжал руки.
Рука, остановившая Селуччи, оказалась непреодолимым препятствием. Он не смог отодвинуть ее. Не смог и обогнуть.
Через мгновение боль пересилила ужас. Обеими руками ухватившись за горло, Марк оторвал глаза от лица Генри и взглянул вниз.
Мягкая кожаная подошва парусиновых туфель слабо защищала ноги от стального захвата, и кровь уже хлестала ручьями, густая и красная. Марк вскрикнул хриплым сдавленным голосом, упал на колени, и попытался раздвинуть капкан онемевшими пальцами. Затем начались конвульсии. Тремя минутами позже он был мертв.
Генри опустил руку.
Майк Селуччи посмотрел на тело, затем на Фицроя и произнес губами, пересохшими от страха:
— Вы ведь не человек, не так ли?
— Не совсем.
Двое мужчин пристально глядели друг на друга.
— Вы намерены убить и меня? — спросил, наконец, Селуччи.
Вампир покачал головой и улыбнулся. То не была улыбка, которую Марк Уильямс унес в могилу. Это была улыбка человека, пережившего четыре с половиной века, который знал, когда и к кому можно повернуться спиной. Так он и поступил теперь, присоединяясь к Льдинке и Стюарту, склонившимся над телом Урагана.
«Что теперь? — подумал Селуччи. — Должен ли просто уйти отсюда и забыть обо всем, что случилос Или я должен заняться телом? Что дальше?» Booбще-то, он был только свидетелем убийства.
— Подождите, если этот человек все еще жив, все можно…
— Вы достаточно часто видели смерть, чтобы распознавать ее, детектив.
Фицрой был прав. Майк на самом деле достаточно часто видел смерть, чтобы узнать ее неуклюжую позу своих ног на грязном полу, и даже мерцающий огонь фонаря не может скрыть это.
— Но почему так быстро?
— Он, — проворчал Стюарт, — был всего лишь человеком. — Последнее слово прозвучало словно проклятие.
— Иисус Христос, Владыка небесный, что случилось?
Селуччи молниеносно обернулся, сжав руки в кулаки, хотя — или именно потому что — узнал этот голос.
— Что, черт возьми, ты здесь делаешь? Ведь ты слепа как крот при такой темноте!
Вики не обратила на его слова никакого внимания.
Колин протиснулся мимо нее в амбар и бросился к телу брата.