I
Если бы человек был подобен косуле, воробью или петуху, он удовлетворял бы потребность в любви в первобытных, грубых формах.
Но хотя человек и принадлежит, наравне с косулей, воробьем и петухом, к царству животных, он вместе с тем и царь всех созданий – он умнее и интеллигентнее всех их. С большой самоуверенностью и апломбом утверждает он еще и то, что он – царь всей вселенной.
Из всех этих преимуществ его, вместе со многими иными последствиями, проистекает и то, что для человека любовь не может быть простым удовлетворением его желаний. Она является для него одной из сильнейших страстей, бесконечно осложненной и запутанной задачами и требованиями нравственности, религии и свода законов. Любви присуши и грехи, и наказания. Она окружена множеством всяческих шипов и чуть ли не целым лесом колючего терновника, среди которого, кроме того, водятся и змеи, способные умертвить своими жалами.
И косуля, и воробей, и петух любят весело и открыто, нимало не стыдясь, при ярком солнечном свете, без каких бы то ни было гербовых бумаг и торжественных свадебных приглашений…
Мы же не смеем бросить любовного взгляда на показавшуюся на балконе девушку, не смеем пожать женскую ручку без того, чтобы тотчас же справа не появился у нас незримый карабинер, который начинает шептать нам на ухо: «Синьор, осторожней, не забудьте, что тут не следует попирать таких-то прав». А слева также незримо стоит на страже другой карабинер и шепчет: «Синьор, не забудьте, что тут необходимо выполнять такой-то долг, такие-то обязанности». И истинно, сколько прав, сколько обязанностей играют в нашем столь сложном обществе весьма полезную роль карабинеров! Да и на самом деле карабинеры весьма полезны, так как они поддерживают общественный порядок, защищают честь семьи, чистоту нравов и великое множество всяких иных вещей, дорогих и священных человечеству. Но рядом с этим они же и отравляют нам радости любви, конечно, только затем, чтобы избавить нас от еще большего зла, подобно тому, как последовательно и повторно прививают какой-нибудь специфический яд с тем, чтобы защитить, например, от дифтеритного заражения.
Если мы слишком близко подойдем к цветочной клумбе, слегка задев какой-нибудь стебелек верхней одеждой, тотчас же слышится испуганный возглас: «Осторожней, не сломайте этой гардении».
Если бы мы пожелали сорвать цветок, хотя бы один из сотни, украшающий куст: «Упаси, Боже! Цветы эти предназначены для семян». Вздумалось вам отдохнуть в беседке, – и вы спиной оперлись о зеленый переплет ее, – о, сколько бед натворили вы в один этот миг! Сопровождающий вас садовод с тяжелым вздохом укажет вам тотчас на всю вашу провинность, заставит вас коснуться рукой до смятых вами листьев, до надломленной веточки, и вы сто раз раскаетесь в том, что вздумали посетить этот сад. Но куда больше проступков мы можем совершить на каждом шагу, прогуливаясь в садах любви, чтобы сорвать в них несколько цветков. А сколько прекрасного в этих садах! Зачем же Творец создал все эти чудные розы, если нам не дозволено их рвать?
Сколько прав, которые могут быть попраны, сколько обязанностей, которые должны бить исполнены! И нам не дозволено сворачивать с пути, мы не имеем права сойти с проезжей дороги для того, чтобы свернуть на проселочную тропинку, не имеем права пренебречь цветочными клумбами, чтобы удалиться в лес. Всюду, и всегда – на страже карабинеры:
– Есть у вас входной билет?
– Есть, вот он.
– Прекрасно, однако, на нем нет подписи синдика, а тут нет гербовой марки.
– Хорошо, я приду в другой раз.
И вы сворачиваете с дороги.
Но и тут перед вами точно из земли вырастает новый карабинер.
– Синьор, что это с вашей обувью? Она вся в крови! Я вас арестую. Вы, наверное, попрали право третьего лица.
Ах, эти третьи лица, которые в любви являются всегда элементом, омрачающими мир счастливцев. Их такое множество, целые сотни, целые тысячи!
В общей сложности эти третьи лица составляют не менее целого села, целого города, целого человеческого рода, которые вы всегда можете оскорбить или уже оскорбили, сделав шаг вне дороги, предначертанной сводом законов и согласием большинства.
Раз дело обстоит так, как оно действительно обстоит в нашем современном обществе, я прекрасно понимаю, что некоторые из нас предпочитают лучше вовсе и не посещать садов в сообществе страстных фанатиков-садоводов и не предаваться любви среди столь значительного числа карабинеров. Но такие остаются всегда в незначительном меньшинстве.
Нельзя жить, вовсе отказавшись от любви. Это-то и есть причина, почему ведется, столь непрестанная и вековечная война между людьми, желающими любить свободно, и этими карабинерами, называющимися права и обязанности, которые и днем, и ночью бодрствуют, всегда стоя на своем посту, вооруженные с ног до головы для защиты всех указанных вами нравственных сокровищ.
С одной стороны, никогда не было более бдительной, деятельной и неустрашимой полиции, как эти карабинеры; с другой – не было никогда и более хитрых, искусных и изобретательных обвиняемых. С одной стороны – многочисленные и тяжелые наказания, с другой – неизмеримая сладость греха. И адвокаты обвиняемых всегда в каждом случае изощрялись находить смягчающие обстоятельства, указывая на «непреодолимое влечение». Одновременно и присяжные, сами, будучи созданы из плоти и крови, также чувствовали наклонность к совершению того же неизмеримо сладостного греха любви.
В этой борьбе – вся долгая, вековечная война влюбленных с общественными законами. В этой борьбе – вся история любви, в которой имеются страницы, написанные кровью; не мало страниц, написанных слезами, а также встречаются и странные, и смешные страницы, точно сборник карикатур. Возвышенное и карикатурное, дикое и смешное, жестокое и героическое, словом, все элементы сгруппировались и переплелись вокруг прекрасного, дорогого нам чувства любви – этого божественного дара, уготованного людям природой. Сколько радостей человек сумел окропить желчью; сколькими паутинами оплетаются чудные цветы того рая, который Бог создал и взрастил для нас! Цивилизации, – неизбежно идущей все вперед и вперед, – мы – в числе ее других благодеяний – обязаны еще и тем, что она устранила много пут и разорвала массу цепей, обвивавших любовь.
