– Михаил, миленький! Давайте поможем Тане. Это же все очень просто. Раз туда уже возвращаются, отправим и мы ее в Советскую Россию. Ну, подумайте: большевики простили даже тех, кто с ними воевал. Станут ли они мстить женщине с ребенком, которая с ними не воевала, влюбилась в человека из их лагеря, родила ему ребенка. Мы не можем осчастливить всех, но хоть трех человек мы сможем? Я знаю, вы сильный, вы умный, вы сможете. А я буду во всем вам помогать. И Господь за это простит нам многие наши грехи. Правда!
– Сумасшедшее предложение! – ошарашенный такой внезапной безумной просьбой сказал Михаил. – Куда она поедет?
– В Москву. Она знает, он там.
– А если не там?
– Она найдет его. Я знаю, она такая: если что-то задумала, обязательно выполнит. Только без нашей помощи ей будет сделать это во много раз труднее. К тому же может наделать много глупостей. По неведению.
– Маша! Это невозможно! – твердо сказал Михаил. – Она с маленьким ребенком. Даже в самом лучшем случае это же очень дальняя дорога, неудобства.
– Ну, подумайте еще. Вы умный, вы обязательно что-то придумаете.
– Не знаю, что можно в этом случае придумать.
– Пожалуйста, только не говорите «нет». Обещайте подумать.
Уваров долго молчал. Она смотрела на него умоляюще и с надеждой.
– Это подлость по отношению к моему старому хорошему знакомому Щукину. Он не простит меня.
– Он ничего не будет знать.
Михаил молчал.
– Ну скажите же… Пожалуйста, скажите «да».
Уваров вздохнул и тихо сказал:
– Обещаю подумать.
Вечером в гостинице Котляревский рассказал о своих посещениях французских правительственных учреждений. Ни Бриан, ни тем более Мильеран от встречи с ним уклонились. В результате он владел практически всеми теми сведениями, которые почерпнули из копии письма Бриана комиссару Пеллё, которое дал Уварову Щукин. Ясно было только одно: от какой-либо помощи Русской армии Франция окончательно отказывается и будет настаивать на выводе ее из Турции. Каким образом и куда, на эти вопросы Котляревский хотел получить ответы. Но пока не получил. И есть ли у французов на них исчерпывающие ответы, тоже пока оставалось тайной.
Вероятнее всего, как и пишет в своей телеграмме Бриан, Франция умывает руки, и пусть теперь всем занимаются эмигрантские общественные организации – финансово. А помощь в возвращении бывших русских солдат и офицеров на Родину уже начала оказывать Лига Наций, конкретно, недавно созданная Комиссия по репатриации «Помощь Нансена». С Фритьофом Нансеном Котляревский намерен был до возвращения в Турцию встретиться с Нансеном. У него, вероятно, сможет узнать, как французы собираются поступить с Русской армией.
Выслушав неутешительные новости, Уваров долго переваривал их в голове. Собственно, ничего неожиданного они уже не узнали. Медленно, но верно все шло к этому. Неизвестно только было, как на это отреагирует Врангель. Вариантов могло быть только два: либо со смирением примет весть об окончательном своем поражении, либо предпримет какие-то резкие шаги, чтобы «сохранить лицо». Их Котляревский предуагадать не мог.
Уже когда они улеглись в свои постели, Михаил долго лежал молча. Вновь вспомнил слезную просьбу Маши. Эта девочка, похоже, покорила его сердце: вспоминал ее рассказы о шести котятах, которых она пеленала и выхаживала, а потом раздавала, о том, как быстро и умело она стряпала пельмени, и о ее самоотверженности, с какой она пыталась помочь своей несчастной подруге. Подумал, что из Маши может получиться хорошая хозяйка и прекрасная верная жена. Кому-то очень повезет. Впрочем, а почему бы и не ему? В самом деле, ему уже пора жениться, об этом все чаще намекали родители. Он все надеялся, что Таня рано или поздно образумится. И вдруг судьба посылает ему такой сюрприз.
Затем он снова мысленно вернулся к просьбе Маши помочь Тане. Посоветоваться бы с Котляревским. Но открывать ему, кто эта женщина, ему не хотелось. Можно сказать, что это просто его знакомая. Без лишних подробностей, которые бы натолкнули Николая Михайловича на мысль, что это дочь полковника Щукина.
– Николай Михайлович, не спите? – бросил Михаил в темноту.
– Думаю.
– У меня вопрос. Встретил знакомую. Она в свое время влюбилась в большевика, кажется, он чекист. Даже, кажется, хорошо известный в высших большевистских кругах. Она родила от него, любит, он отвечает ей взаимностью. Такая коллизия. По воле судьбы она оказалась здесь, в Париже, но мечтает вернуться домой. Раньше, возможно, она не очень к этому стремилась. Но сейчас, когда родила ребенка, ищет способы вернуться. Спросила у меня совета. Я не решился. Что бы вы ей посоветовали?
– Она уверена, что он будет рад? – спросил Котляревский. – Не повредит ли это его карьере? Насколько я осведомлен, у них с этим строго. Жена чекиста должна сама быть чекистом или уж, на крайний случай, членом партии большевиков.
– Вероятно, она владеет информацией, что он ее ждет. Верит, что, пользуясь своими связями, он все это уладит. В конце концов, она каким-то образом докажет свою лояльность советской власти, а может быть, даже вступит в их партию. У них, кажется, всего одна?
– Да, – отозвался Котляревский. – Одна идеология, инакомыслие строго наказывается. Стало быть, и партия одна.
– Она в белой армии не служила, нигде никаких постов в царской России не занимала даже в силу своей молодости. Подскажите, что ей посоветовать?
– Очень просто. Как я вам уже говорил, при Лиге Наций не так давно создана Комиссия по репатриации, руководит ею известный полярный исследователь норвежец Фритьоф Нансен. Всем русским беженцам, изъявившим желание вернуться домой, эта комиссия безвозмездно помогает. Как мне говорили, процедура предельно упрощена. Короткое заявление, и человек тут же получает «нансеновский паспорт», который большевики обязались признавать. И все. И – счастливого пути.
– Но есть одна проблема, – сказал Михаил. – Она не знает его московского адреса.
– Там всех реэмигрантов встречают, беседуют, отправляют по своим местам жительства. Ты говоришь, он чекист?
– Да. И, по ее словам, он очень влиятельный.
– Тогда все еще проще. Обратится в Чека, это на Лубянке. Там, бесспорно, помогут.
– Спасибо за совет.
– Кстати, завтра или послезавтра я буду в Комиссии по репатриации, возможно даже, встречусь с Нансеном, – вспомнил Котляревский. – Если хочешь помочь этой даме, идем со мной. И больше не морочь мне голову, я засыпаю, – но через короткое время он снова нарушил тишину: – Фамилию, имя, отчество, год ее рождения и возраст ребенка, надеюсь, ты знаешь? Все! Сплю!
Три последующих дня Уваров повсюду сопровождал Котляревского. Лишь дважды он сумел встретиться с Машей, пообещал что-то для Тани сделать.
Дело было уже даже не в Тане. Ему хотелось показать Маше, что он верный человек, держит слово, и вообще: он из тех мужчин, которые прочно стоят на земле и многое могут.
