Юноша чувствовал себя, как загнанный охотничьими собаками заяц. С того рокового дня, когда он ступил на берег Порт-Тарквила, его преследовала губительная ненависть Гадджунга.
– Ведите их! – отрывисто приказал чародей, отвернулся и гулко прошаркал на другой конец большого зала.
Слуги чародея – кроме кожаных фартуков, на них ничего не было – схватили пленников и, не встретив сопротивления, повели прочь.
Эвандер повернул голову, и по спине его пробежал холодок. Один из слуг показался ему знакомым.
– Косперо! – прошептал юноша.
Ответа не последовало. Мужчина тупо смотрел перед собой.
– Косперо? – вновь попытал счастья Эвандер.
В том, что это его друг или то, что было когда-то его другом, юноша не сомневался. Вскоре он потерял Косперо из вида.
Эта встреча не на шутку напугала юношу. Все это время он был уверен в гибели своего доброго наставника, а теперь оказалось, что чародей с Черной горы превратил Косперо в зомби и сделал своим рабом.
Пленников отвели в небольшое помещение, уложили на стоящие бок о бок столы и привязали ремнями. Под потолком комнатки ярко сиял монжонский светильник.
Чародей оживленно заговорил:
– Ну что ж, вам удалось на время скрыться от меня, но, похоже, так и не удалось уйти достаточно далеко.
Эвандер ощущал себя зайцем с перебитой лапой в руке охотника.
– Насколько мне помнится, я собирался обратить тебя в ничто, когда вы оба исчезли, прихватив с собой волшебный ковер. Это произошло отнюдь не в результате моего заклинания. Мое заклинание было смертельным: ты должен был некоторое время светиться золотистым светом, а потом окончательно раствориться в пространстве. Так нет же, вмешался, дьявол его забери, благословенный Тимнал. Ваше внезапное исчезновение вызвало всеобщее замешательство.
Чародей согнулся и поморщился от боли. Эвандер обратил на это внимание, а Гадджунг заметил его взгляд.
– Да, как видишь, юноша, это все из-за тебя. Из-за твоего мерзкого кинжала. Будь уверен, твой переход в мир иной окажется крайне медленным.
Эвандер стиснул зубы:
– Делай что хочешь.
– Непременно, дитя мое, непременно. Но сперва ответь, куда же вы исчезли. Где вы прятались эти несколько недель?
Пленники молчали.
– Итак? – зловеще промурлыкал чародей.
У юноши пересохло во рту.
– Итак? – прорычал Гадджунг прямо в лицо юноше, распространяя вокруг себя запах плесени.
– Мы были в мире, который называют «Ортонд», – сказала Сирина.
– Как вы туда попали?
– Не знаю, спроси Тимнал.
– Ах да, Тимнал. К нему мы еще вернемся. Сначала расскажите мне, где этот ваш Ортонд.
– Я не знаю этого.
– Значит, не знаешь? Или просто не хочешь мне сказать, а? Не хочешь, чтобы я нашел это место, да?
– О нет, напротив, я бы очень этого хотела. Ты бы понял, чего стоят все маги и ты сам в частности.
– А ведь это отнюдь не комплимент, милочка. Ты случайно не забыла, что мы с тобой почти женаты?
– Я никогда не выйду за тебя замуж.
– Ну же, любимая, не зли меня. Мы с тобой получили благословение, честь честью, в присутствии твоего отца. Разве ты не помнишь?
– Никакой свадьбы не было – брачная церемония даже не успела начаться.
– Ага, так ты настаиваешь на выполнении всех формальностей, да?
Сирина промолчала.
– Коли так, дорогуша, я сперва займусь твоим возлюбленным. Это судьба! Впервые доблестный юноша перешел мне дорогу в Порт-Тарквиле. Может, когда я живьем сниму с него кожу, ты вспомнишь дорогу в Ортонд.
Юноша собрался с силами:
– Она говорит правду. Послушай, я расскажу, что с нами произошло. Может быть, ты поверишь этому рассказу. Ты же сам владеешь темными искусствами. Если кто-либо на свете может понять, что с нами случилось, так это ты.
Белое морщинистое лицо застыло, глаза чародея остановились на юноше.
– Говори.
Эвандер без утайки рассказал все, что им довелось пережить с той минуты, как они исчезли с башни монжонского королевского дворца. Он говорил о выжженном Ортонде, о холодных ветрах и руинах. Говорил об элимах, их мире, об их враге Ваакзааме Великом, Повелителе Двенадцати Миров.
Чародей слушал очень внимательно. Когда юноша закончил рассказ, повисла долгая тишина, потом Гадджунг вздохнул:
– Итак, то, что было предсказано тысячелетия назад, наконец-то свершилось. Это предсказал еще Замбалестес. Красная Эра не может длиться вечно. Ваакзаам вырвется из рук Синни и попытается погубить их. Игра на Доске Сфер Судьбы будет проиграна.
Эвандер изумленно уставился на чародея.
– Ха! Такие беспомощные, но тем не менее смертельно опасные. Вы, сами того не зная, принесли весть о том, что наш мир обречен. Такие милые, такие прелестные и такие опасные. А ведь вы ничего не знаете, почти ничего.
К юноше вернулся дар речи.
– Так ты знаешь это чудовище Ваакзаама? Значит, ты веришь, что мы говорим правду?
Чародей кивнул. Эвандер мог бы поклясться, что по лицу Гадджунга пробежала тень грусти.
– Наш мир очень стар, дитя мое. Задолго до начала Красной Эры появлялись и рассыпались в прах великие империи магов. Перед Красной Эрой была Голубая, а еще раньше, гораздо раньше была Эра цвета Морской волны. Иногда это время называют Золотым Веком. Рителтом тогда правили Высшие Эльфы. Говорят, они и по сей день правят нашим миром, но теперь уже тайно. Говорят, это и есть сами Синни, просто они каким-то образом перешли на высшую, более совершенную ступень существования.
Юноша зажмурился. Чародей заметил это и презрительно рассмеялся.
– Вы же понятия не имеете, о чем я говорю. Вряд ли кому-нибудь из ныне живущих, не считая меня самого, известны эти тайны. Я займусь вами позже.
Чародей вышел из комнаты. Светильник омывал пленников мягкими волнами сияния. Ремни были крепкими и делали даже мысль о побеге невозможной. В любом случае, за дверью стояли зомби.
Пленники надолго остались одни. Они изо всех сил старались поддержать друг друга, но для этого требовались неимоверные усилия. Положение было поистине плачевным, и все же влюбленные не хотели поддаваться отчаянию и нашли в себе силы преодолеть ужас. После всего, что они пережили, поражение казалось немыслимым. На помощь пленникам пришел спокойный мрачный юмор.
Чародей вернулся.
– Мне в голову пришла замечательная мысль. Я освобожу мою невесту, и, если ее отец отдаст мне Тимнал, она вернется в Монжон.
– Отец никогда не расстанется с Тимналом, – горько рассмеялась Сирина. – Судьба Тимнала волнует его куда больше, чем судьба дочери.
