Книга Ночь, когда она умерла - Анастасия Эльберг

2010 год

Треверберг

Вечер выдался холодным, что для ранней осени было нехарактерно — обычно в такое время года горожане расхаживали по улицам в летней одежде. Погода сыграла со мной злую шутку: утреннее солнце усыпило мою бдительность, и я решила провести незапланированный выходной с пользой для себя. День для походов по магазинам выдался замечательный. Я купила несколько горшков с домашними растениями (включая комнатную пальму, о которой давно мечтала), пару картин и огромное количество новой посуды. И только тогда, когда вышла из магазина, поняла, что зря не захватила плащ: под вечер на улице похолодало, машину я не взяла, и мне пришлось минут двадцать дожидаться заказанного такси под пронизывающим ветром.

Когда картины были развешаны на стенах, новая посуда заняла место в кухонных шкафах, цветочные горшки разместились за окнами, а комнатная пальма поселилась в одном из углов гостиной, я поужинала и, открыв ноутбук, забралась под одеяло. На тумбочке возле кровати стояла чашка с чаем, впереди ждали выходные, которые я решила провести в одиночестве, и меня ничего не беспокоило. Кроме, разве что, звонка от Вивиана и известия об исчезновении этой девочки. Как ее там? Долорес. Угораздило же Билла и Саймона заявиться в клуб в тот вечер. А Саймона угораздило проводить девочку и посадить ее на такси.

На месте Вивиана я бы поступила точно так же: во-первых, разозлилась, во-вторых, испугалась, и, конечно, в первую очередь подумала бы, что виноваты Саймон и Билл. И, соответственно, я. Но я была уверена, что никто из нас с этим не связан. Впрочем, зачем думать о плохом? Может, она просто решила поехать куда-нибудь и погулять. Сейчас ей было двадцать четыре, а я в свои двадцать четыре любила творить глупости. Долорес часто появлялась в наших клубах — она приезжала на «лексусе», который Эрик подарил ей на двадцать первый день рождения. Дух вседозволенности до сих пор всецело владел ей, а фамилия Фонтейн открывала доступ в самые закрытые заведения. В мире Эрика женщины не принимали участия в делах, и поэтому он был озабочен только одной вещью: поудачнее выдать свою сестру замуж и обзавестись наследником.

От написания электронного письма меня отвлек звонок в дверь. Со дня на день я ждала посылку с редкими книгами и подумала, что мне наконец-то ее привезли. Но вместо почтальона на пороге стоял Билл.

— Привет, — сказал он и, не дав мне спросить у него «что ты тут делаешь», вручил мне букет цветов, который держал в руках. — Это тебе.

Я взяла цветы и оглядела их.

— Спасибо, Уильям. Что-то случилось на работе?

— Нет. Если бы что-то случилось, я бы позвонил.

— Если все в порядке, то зачем ты пришел?

Билл замялся на секунду.

— Я хотел поговорить, — ответил он.

— Проходи. Ты голоден?

— Нет, я поужинал. — Он задумчиво потеребил мочку уха. — Я хотел попросить у тебя прощения. Просто я подумал — мало ли кто посылает тебе цветы, и мало что пишут в записках? Это твое личное дело, и мне не надо было читать.

Я закивала.

— В этом ты прав. И подслушивать чужие телефонные разговоры тоже не стоит. Уверена, подслушай я часть твоих — узнала бы много интересного.

— И еще я подумал — неужели мы с тобой должны ссориться из-за ерунды? Если бы мы встречались две недели, то это одно. Но ведь мы вместе уже…

— Сколько, Уильям? — поторопила его я. Не то чтобы меня на самом деле интересовало, помнит ли Билл, когда мы начали встречаться, но сейчас меня разбирало любопытство.

— Не помню, но вчера было ровно три года с того момента, как мы сняли одну квартиру на двоих, так что у меня есть подарок. Наверное, будет лучше, если ты наденешь его сама. Чтобы тебе не показалось, что я на что-то… намекаю.

Я оглядела подаренное Биллом кольцо и примерила его. Для среднего пальца — именно там я обычно носила кольца — оно было великовато, а на безымянный пришлось как раз впору.

— Даже не знаю, что сказать, Уильям. И не знаю, за что мне должно быть стыдно — за то, что ты не помнишь, когда мы начали встречаться, или за то, что я не помню, когда мы начали жить вместе.

— Не думаю, что кому-то из нас должно быть стыдно. Я ведь люблю тебя, Изольда. — Он знал, что я ненавижу слово «ведь» в этом предложении, но повторял его раз за разом. — А в последнее время мы только и делаем, что выясняем отношения. Мы не маленькие дети, чтобы тратить время на ерунду, верно? И… какая, в конце концов, разница, кто там с кем спал. Мы живем в одной квартире и почти каждый день засыпаем и просыпаемся в одной постели.

— Жили, — уточнила я.

— Все будет иначе, вот увидишь, — сказал мне Билл.

Где-то я это уже слышала…

После ухода Билла я минут пятнадцать сидела за кухонным столом и курила, глядя в окно. И размышляла о том, стоило ли мне делать то, что я сделала. Конечно, ссориться мне не хотелось — в какой-то момент наши отношения вышли бы из этого кризиса, и рано или поздно он трансформировался бы обратно в Уильяма Барта, моего юриста и компаньона. Да и, если так подумать, сколько таких мальчиков было до Билла, и чем он отличается от них? Я забывала про этих мальчиков через пару дней и не особо озадачивалась мыслями о том, что они тяжело переживают наше расставание.

Я посмотрела на принесенный Биллом букет — пять минут назад я обыскала все шкафы и нашла для него подходящую вазу. Тот момент, когда Билл дарил мне цветы в последний раз, стерся у меня из памяти. Думаю, это было больше года назад. Кроме того, он не особо умел выбирать цветы и даже при помощи продавцов в магазине умудрялся вручить мне веник, противоречивший моему эстетическому вкусу. Теперь же букет был великолепен. Я получала такие разве что от клиентов-шейхов из Саудовской Аравии. О том, сколько Билл заплатил за него, страшно было думать. И не менее страшно было думать о том, сколько он заплатил за подаренное мне кольцо (он ни разу не дарил мне колец, но, как ни странно, угадал размер моего пальца). А о том, что Билл способен бороться не только за деньги, но и за женщин, думать было не страшно, а странно.

Если раньше подобные жесты с его стороны вызывали во мне жалость и сострадание, то этот жест был воспринят мной как попытка вернуть себе то, что кто-то отобрал. Причем довольно дерзкую попытку, и она заслуживала уважения. Я не могла понять, что так повлияло на него и заставило измениться за какие-то несколько дней. Цветы и кольцо — еще куда ни шло, но в постели это был абсолютно другой Билл. Он по-другому смотрел на меня, по-другому прикасался ко мне и говорил со мной о других вещах. Говорил! С каких это пор Билл начал разговаривать в постели? И не просто разговаривать, а откровенно описывать те вещи, при одной мысли о которых он еще несколько дней назад умер бы от стыда?

Я не понимала, что происходит, но уже несколько раз ловила себя на следующей мысли: может, в тот раз я погорячилась, и мне не нужно было разговаривать с ним так резко? Вероятно, я должна дать ему шанс. В конце-то концов, с меня не убудет. Я не воспылаю к нему страстью — и никогда не пылала, так как он относился к тому типу мужчин, к которым воспылать страстью невозможно — но я была к нему неравнодушна. Иначе бы мы не жили в одной квартире.