— Не может быть!
— Понимаю ваше недоумение. Вы ведь не ожидали, что мы с Пендрагоном найдем общий язык, не так ли?
Опять Пендрагон! Юстас выхватил меч.
— Я должен был догадаться, что этот ирландский выродок сумеет выжить! Надо было мне самому его прикончить!
— Где она? — Робин приставил меч к его сердцу. Ноттингем нанес ответный удар, и зазвенела сталь.
— Она мертва.
— Лжешь! — Робин Гуд сделал выпад, и на груди Юстаса появилась кровь.
Он, скривившись от боли, зажал рану рукой.
— Разве я лгал тебе насчет твоего отца? Насчет твоих владений, которые теперь мои? — Последние слова Юстас произнес с такой глумливой улыбочкой, что Робин едва не потерял голову от ярости. А если он еще убил и Марианну… Нет, она не может умереть. Коннал поклялся, что Шинид ее защитит.
И тут Марианна громко позвала возлюбленного по имени, и Робин, только на миг взглянув наверх, улыбнулся. С утроенной силой он стал прижимать Юстаса к стене. Звон мечей гулко раздавался в пустом коридоре, и каждый удар мог оказаться смертельным.
— Сегодня ты умрешь.
— В самом деле? — Юстас схватил Робина Гуда за тунику и повалил на пол.
Робин Гуд ударился о каменный пол, но крик Марианны мгновенно подбросил его вверх, и, не дав Юстасу времени воспользоваться заминкой, он бросился на него и проткнул ему грудь.
Юстас смотрел на него широко распахнутыми глазами, не смея поверить, что смерть так быстро настигла его. Роберт отшвырнул еще полуживого врага ногой, тот упал навзничь и через несколько мгновений был уже мертв. Не медля, Роберт помчался наверх и за очередным поворотом лестницы увидел Марианну.
— Я знала, что ты придешь, — сквозь слезы прошептала она и упала в его объятия.
— Марианна, мое сокровище!
Он целовал ее и был счастлив. Наконец-то она была рядом с ним.
— Шинид, она…
— Нет! — успокоила его Марианна. — За нее бояться не надо. Она все может! Она освободила меня, как обещала, хотя после этого я ее не видела…
— Тогда еще не все потеряно! А теперь, любовь моя, я должен позвать своих товарищей.
Коннал распахнул дверь, ведущую в спальню Юстаса, и выглянул в окно.
— Шинид!
Она не отвечала, тело ее болталось, как шар на веревке. Коннал вылез на подоконник, попытался до нее дотянуться, но не смог. Он вернулся в комнату и принялся с лихорадочной поспешностью искать что-нибудь, чем он мог бы ее зацепить. За стенами вовсю шло сражение. Коннал догадался, что Робин успел дать сигнал Монро. Он послал горящую стрелу — знак того, что Марианна жива и здорова. Он был, конечно, рад за друга, но своя печаль тяжело давила ему на сердце. Надо попытаться достать Шинид. Коннал выбежал из спальни, пронесся мимо Марианны, выбил дверь, ведущую на парапет, да так, что она слетела с петель. Он сделает из принца Иоанна отбивную, если Шинид погибнет!
Коннал помчался к доске, лежащей на парапете и придавленной тяжелыми камнями. Как же они боялись Шинид, если обрекли ее на подобную пытку, лишь бы обезопасить себя! Коннал свесился через парапет. Сердце его сжалось. Туго спеленутая простынями, обвязанная бечевой поперек туловища, Шинид болталась на веревке, беспомощная, как младенец.
Время шло, и она, должно быть, уже задыхалась в своих тугих путах. Скорее всего ее опоили, лишив возможности применить колдовство. Коннал не придумал ничего лучше, кроме как поднять ее, перехватывая веревку. Он боялся, что, цепляясь за неровную поверхность дерева, веревка может истереться и лопнуть. То, что Шинид была легкой как пушинка, дела не меняло.
— Шинид! — позвал он.
Она не отзывалась, тело ее вращалось, как веретено. Коннал мысленно призывал ее очнуться, он кричал ей о своей любви, но весь мир его сейчас сосредоточился на куске дерева и на веревке. Он медленно, дюйм за дюймом, тянул ее вверх; он старался делать это осторожно, без рывков, чтобы не перетереть веревку.
«Коннал», — услышал он где-то в глубине сознания.
Он замер. «Шинид, ты ведь знаешь, что я здесь».
«Коннал, не надо ничего делать».
— Ты упадешь! — закричал он и лег плашмя на доску. Мускулы его натянулись как канаты, рана на боку открылась. Он проклинал принца. Обречь ее на такую жестокую смерть!
Вот он почти у цели. «Доверься мне, любовь моя!»
— Я верю! Но тебе для колдовства нужны руки!
«Верь в мою чудесную силу, Коннал! Я люблю тебя. Ты — моя душа».
Глаза его жгло огнем.
— Я люблю тебя, — шептал Коннал и молил Бога о том, чтобы он мог еще очень долго говорить ей слова любви.
Доска треснула и повисла, веревка дернулась и выскользнула из его рук. Коннал схватился за конец, торчащий из-под камня, и его бросило к стене, сильно ударив о нее всем телом. В ужасе он смотрел, как Шинид несется к земле.
— Нет! — дико закричал он.
За мгновение до того, как удариться, пелены взмыли ввысь, и Коннал, не веря своим глазам, смотрел, как из-под них выпорхнула голубка и стрелой взмыла в небо. А ткань мягко опустилась на землю.
Коннал посмотрел вниз, туда, где шел бой. Голубки там не было. Тогда он задрал голову и увидел на крыше Робина.
— О, Коннал! Мне так жаль! — крикнул сверху Робин.
— Где птица?
Леди Марианна нахмурилась и показала на камень, удерживающий доску.
— Стойте здесь! — рявкнул Коннал и обошел камень. Он заплакал, не стыдясь своих слез, и опустился на колени перед бедной белой голубкой.
— Шинид!..
И тут вокруг голубки возникло серебристо-белое мерцание. И вдруг крылья ее стали удлиняться, принимая форму рук, клюв стал менять очертания, и возникло лицо, а оперение на головке превратилось в рыжие кудри. Коннал схватил ее и прижал к себе.
Она улыбалась, а он, целуя ее, повторял ее имя как заклинание.
Она целовала его шею, подбородок, губы, и тело ее было нагим и теплым в его объятиях. Они стояли на коленях на парапете замка, и Шинид плакала, целуя его и прижимая к груди его голову.
— Я не могу поверить, что ты жива. Когда ты упала, я подумал… Боже милостивый!
— Я знаю, знаю, — ласково повторяла она и гладила его по волосам.
— Я думал, тебе нужны руки для колдовства.
— Как видишь, не всегда, — говорила она, пытаясь его успокоить. — Не всегда.
— Слава Богу!..
Позже, думала Шинид, она расскажет ему, как ее опоили зельем, и о том, какой она была беспомощной, и как тишина и прохлада прочистили ее мозг и она вновь обрела способность колдовать. Но все это будет потом, позже.
Кто-то позади них деликатно покашлял.
