Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
Ох как глазенки-то у юнцов сверкали! Позабыв про усталость, парни подшучивали друг над другом, толкались, смеялись, да то и дело кивая на ту сторону, цокали языками. Хаживали к девкам, хаживали… не может такого быть, чтобы нет! А, значит, была и тропинка тайная, гать.
– Ох, мать моя! – Атаман не смог сдержать удивления, увидав внезапно вынырнувшую из трясины змеиную морду величиной… как три физиономии щекастого Олисея Мокеева! Вот так змеища! Чешуйчатая, с желтым немигающим взглядом, черным раздвоенным языком, с добрую деревину толщиной. Надо сказать, мерзкая животина вела себя довольно мирно, даже более того, если б атаман знал, как змеи улыбаются, то сказал бы, что вот эта змеюга улыбалась и, наверно, вот-вот готова была завилять по-собачьи хвостом… А парни-то ее не боялись, привечали! Вот один – смуглый, худющий, с черными пронзительными глазами и почему-то светловолосый – сбросил с плеча мешок, достал кусок мяса да, размахнувшись, швырнул… Будто собака, змеища ловко поймала кусок пастью и, тут же проглотив, довольно рыгнула.
– Хой, хой, Нгыленко, хой! – Смеясь, черноглазый, шутя, замахнулся на змеюгу палкой – мол, хватит уже вкусненького, а то пасть слипнется.
Змея, видно сообразив, что больше ей нынче ничего не перепадет, помотала башкой, зашипела, словно поддатая водой каменка в бане, и, сверкнув чешуйчатыми кольцами, скрылась в черной, подернутой ряскою болотной водице.
– Нгыленко, – кивая на змею, улыбнулся черноглазый, словно хвалил свою кошку. – Хой.
Нгыленко – надо же, какое имечко… Или это так всех этих змей кличут? Жаль, не спросить: язык сир-тя, конечно, чем-то походил на речь народа ненэй-ненэць, атаман даже понимал некоторые слова, но, увы, общий смысл разговора терялся. Жаль, не учил, жаль… была ведь возможность, сел бы вместе с девками – с Устиньей, с Настей…
Эх, Настя, Настя… где ж тебя держат-то, дева?
Между тем, проводив взглядами змеюгу, парни вновь заговорили о девках – о ком же им еще говорить? Все кивали на тот берег, а десятник Кар-Имбр что-то такое рассказывал, делая недвусмысленные жесты и похотливо щурясь… Потом, кивнув на маячившую в болотной дымке деревню, что-то быстро спросил у черноглазого.
Тот, закусив губу, чуть подумал… и отрывисто произнес:
– Синид, ракус… русед… хой! Выхан.
– Русед ой выхан? – немедленно переспросил Кар-Имбр.
– Выхан. Выхан, ойд.
Слова заклинания показались атаману знакомыми, где-то что-то подобное он уже слышал… Эх, Маюни бы сюда! Да и Настя, верно, кое-что поняла бы.
Заявившийся вечером Карасев выглядел куда лучше, нежели вчера, после бега. Розовенький, довольный – видать, выполнил на сегодня норму, никто не мешал.
В келью шли не спеша, болтали, предатель зачем-то жизнь свою прежнюю вспоминал, Оку-речку…
– У Витовта литовского боярин был такой, Ондрей Истома, а сыне его – Истомин Карась – к московскому великому князю отъехал, вот от него-то наш род и пошел…
Услышав такое, Иван едва не захохотал во все горло – ишь ты, родовитый боярин выискался! Да о боярах Карасевых никто никогда и нигде слыхом не слыхивал! Врет Карасище, как сивый мерин врет!
Вслух, однако же, Еремеев ничего такого не сказал, а, улучив момент, поинтересовался: умеют ли колдовать юные воины? Они ведь тоже сир-тя, так ведь должны бы? Ты-то ведь все тут ведаешь.
– Должны, да не все, – показывая свою осведомленность, важно кивнул Дрозд. – Колдовать – не простое дело, склонности надо иметь. Ну, помаленьку-то многие могут, а вот по-настоящему… ой не все. В отряде твоем парнишка есть черноглазый, Кай-Ырв зовут. Вот он – может.
– Слушай, еще про Настю спрошу…
– Про деву твою не ведаю, вот те крест! – Предатель перекрестился на старую осину, росшую невдалеке от входа в подземелье. – Знаю только одно, что жива. А тебе вот что волхв великий передать велел: через два дня – Праздник Двух солнц, так что готовься – посвящение твое будет. Готовься, атамане, готовься. Коль удачно все пройдет, будешь как царь, жить, а коли нет… увы, прямо скажу – не сносить тебе головы… да, верно, и мне вместе с тобою.
Через день атаман снова привел молодых воинов на болото, черноглазый Кай-Ырв вновь кормил свою змеюгу Нгыленку, парни хохотали, друг дружку подначивали, десятник Кар-Имбр, цокая языком, показывал на маячившую вдали деревню, хвастался, потом подошел к черноглазому…
Иван навострил уши.
– Выхан, ракус, синид.
– Выхан, ракус, синид. – Атаман на всякий случай повторил про себя заклинание.
Под ложечкой как-то нехорошо ныло, не добру. Что еще эти чертовы колдуны удумали?
А поданное к ужину мясо не ел – в простыню завернул аккуратненько да меж ветвями осины запрятал: пущай пока полежит, вдруг для чего и сгодится. Прежде чем к дереву броситься, Дрозду сказал, мол, приспичило срочно. Переветник лишь рукою махнул – бывает.
Смеркалось, в быстро темнеющем небе загорались первые звезды, и колдовское солнце повисло над рекой тусклой сиреневою луною, истинный же месяц – серпом скромненько притулился рядом.
Капище располагалось на самом краю селенья, у леса, просто так поблизости появляться запрещалось, за чем зорко следила стража, и Еремеев, бегая с молодежью, всегда делал в том месте круг и толком ничего разглядеть не мог, как ни старался.
Языческий храм, невеликий и неброский издали, вблизи производил самое гнусное впечатление, как, впрочем, и положено капищу. Крытый шипастой шкурою, с грудами человеческих черепов по углам, а вместо входа – раскрытая пасть дракона, усеянная острейшими клыками!
Из пасти, из темной утробы капища, тянуло тяжелым запахом крови. Вокруг жарко пылали костры.
Облаченный в длинные одежды, в позолоченном черепе-маске, Великий волхв встретил неофита у входа, вся остальная языческая паства – мужчины, женщины, дети – в нетерпении толпились поодаль, явно ожидая чего-то нехорошего. Но самое пакостное было вовсе не это – перед входом была разложена мохнатая шкура товлынга, на которой, разведя ноги, сидела какая-то старая бабища, абсолютно голая, желтая, с висящими едва ль не до бедер грудями, кожными складками и крючконосым морщинистым ликом, страшным как смерть. Ей-богу, и маска-череп смотрелась б на сей образине куда лучше!
– Хоргой-ервя – великая мать всего здешнего рода! – с почтением поклонившись бабище, пояснил Дрозд. – Кланяйся, атамане, кланяйся, чай, шея-то не заболит, а голова с плеч скатиться может! И волхву поклонись, не забудь, и великой матери…
Переветник и сам вновь принялся кланяться, низко-низко, потом еще и на колени пал. Лоб бы не расшиб, хороняка!
– Сказал бы, чья она мать… – поклонившись, пробормотал про себя Иван.
Старуха зашипела, словно давешняя болотная змеюга Нгыленко, волхв же, кивнув маской-черепом, что-то сказал.
– Сегодня в жизни твоей знаменательный день, атамане, – тотчас же перевел Дрозд, благоговейно глядя на колдуна, лица которого, скрытого зловещей маской, похоже, не видел никто.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
