— Да, выйду, — не оборачиваясь, ответила она.
Автомобиль уже подъезжал к дому.
Улицы стали шире и безлюднее. Дальше были уже не дома, а белые виллы и угрюмые, исхлестанные дождем сады. Редкие фонари, широкие, пустынные тротуары. Карла неотрывно следила за стремительным бегом машины, и с такой же быстротой в ее усталом, возбужденном мозгу проносились тоскливые мысли. Вот так же, как и эта машина, ее жизнь слепо летела во тьму. Да, она выйдет замуж за Лео… Совместная жизнь! Они будут спать вместе, есть вместе, вместе выходить из дому, путешествовать, вместе страдать и радоваться. У них будет свой красивый дом в фешенебельном районе… В роскошную, с тонким вкусом обставленную гостиную входит элегантная синьора, ее подруга. Она, Карла, приветливо встречает ее, потом они вдвоем не спеша пьют чай, затем спускаются вниз. У парадного их ждет машина. Они садятся в машину, уезжают. Машина принадлежит ей, синьоре Мерумечи… Странно, что это она станет госпожой Мерумечи. Карла ясно представила себя несколько лет спустя. Она стала немного выше ростом, чем сейчас, раздалась вширь, — полные бедра и ноги, — после замужества женщины обычно полнеют, на шее — ожерелье, на пальцах — кольца, на запястьях — золотые браслеты. Она стала более равнодушной и холодной, очень красивой, но холодной. Ее суровые глаза словно хранят какую-то тайну. Чтобы случайно не выдать ее, она подавила в себе всякое чувство. И вот, элегантная, невозмутимая, она входит в переполненный зал ресторана. Следом идет ее муж, Лео Мерумечи. Он еще сильнее облысел и располнел, но, в общем, изменился мало. Они садятся, пьют чай, танцуют. Многие смотрят на них и думают: «Красивая женщина! Очень красивая, но злая… Ни разу не улыбнулась… У нее недобрый взгляд… Она похожа на статую… Кто знает, какие мысли бродят у нее сейчас в голове?» Другие стоят, прислонившись к колоннам и шепчутся. «Она вышла замуж за друга матери, который много старше ее… Она его не любит. У нее наверняка есть любовник». Все шепчутся, неотрывно смотрят на нее, строят догадки. А она сидит рядом с мужем, сидит, небрежно закинув ногу на ногу, и курит… И ее ноги, короткое платье с глубоким декольте вызывают у мужчин восторг. Они, все до одного, жаждут обладать ею и смотрят на нее так, словно готовы проглотить. А она отвечает им безразличным взглядом.
А дальше — уютная комната, синьора Мерумечи, опоздавшая на несколько минут из-за визита, от которого нельзя было уклониться, бежит навстречу возлюбленному, судорожно его обнимает. Куда вдруг девалась ее холодность бездушной статуи! Такие женщины, как она, самые темпераментные. На короткое время она вновь становится девочкой, плачет, смеется, что-то лепечет. Она точно пленница, впервые увидевшая свет. Ее счастье — белое, вся комната — белая, и сама она в объятиях возлюбленного превращается в белоснежную голубку… вновь обретает свою душевную чистоту. А когда наступает время расстаться, уставшая и счастливая, она возвращается в дом мужа, и снова на ее лице — прежнее холодное выражение. И так — долгие годы… Многие завидуют ей, она богата, развлекается, путешествует, имеет любовников. Что еще можно желать? Все, что нужно женщине, у нее есть…
Машина остановилась, они вышли. Дождь перестал. Было холодно, по небу ползли облака. Влажный ветер беспрестанно шелестел в густой вечнозеленой листве садов. Карла легко перепрыгнула через широкую лужу у края тротуара и, стоя возле фонаря, ждала, пока Микеле расплатится с владельцем такси. И тут она заметила у обочины дороги черный и длинный, похожий на кита, выброшенного на берег могучей гигантской волной, огромный автомобиль со сверкающим капотом. Шофер в надвинутой на глаза фуражке, словно приросший к сиденью, крепко спал. «Машина Берарди», — с удивлением отметила Карла. И внезапно вспомнила, что они приглашены на бал-маскарад.
— Микеле, — обратилась она к брату, который шел ей навстречу, осторожно перепрыгивая через лужи, — это машина Берарди?!
— Да, — подтвердил он, бросив взгляд на автомобиль. — Должно быть, приехали за нами.
Через калитку они вошли в сад, молча пересекли его, выбирая места посуше. Под ногами хрустел гравий, было сыро, в небе плыли черные, сказочно-причудливые облака. Высокие деревья глухо шумели, словно морской прибой. Но дождь стих, как бы решив дать городу передышку. В теплом, ярко освещенном холле Микеле снял плащ и шляпу.
— Карла, — обратился он наконец к сестре, которая ждала его на пороге, — когда ты скажешь маме о своем решении выйти замуж?
Она быстро взглянула на него и спокойно ответила:
— Завтра.
Они пошли по длинному коридору. Из гостиной доносились голоса и громкий смех. Карла подошла к портьере, за которой она целовалась с Лео. Осторожно ее раздвинула и на секунду заглянула в гостиную.
— Микеле, там уже сидят все трое — Пиппо, Мэри и Фанни, — сказала она, повернувшись к брату.
Они поднялись по лестнице. В передней их уже ждали Мариаграция и Лиза. Мариаграция была в костюме испанки. Ее увядшее лицо покрывал густой слой белил, что придавало ему смешное и нелепое выражение. Накрашенные щеки — в мушках, губы-ярко-красные, глаза — в черной туши. Длинный черный, весь в складках, костюм испанки колыхался в такт покачиванию бедер, из воткнутого в волосы большого черепахового гребня на жирные плечи и широкие, дряблые обнаженные руки ниспадала роскошная вышитая вуаль. В руках она держала веер из страусовых перьев, глупо улыбалась и, точно боясь нарушить неосторожным движением великолепие своей прически, ступала величественно, высоко вскинув голову.
Рядом стояла Лиза — белокурая, с белым, как мука, лицом, одетая в светлое платье. Если Мариаграция была царицей ночи, то она — королевой утра.
Завидев Карлу и Микеле, Мариаграция торопливо пошла им навстречу.
Где вы так задержались? — крикнула она, прежде чем они успели подняться на последнюю ступеньку лестницы. — Берарди ждут вас уже целых четверть часа!
Она была довольна и счастлива: Лиза провела все послеобеденное время с ней. Значит, Лео сказал правду, он ей не изменяет. От радости она выказала Лизе величайшую доброту. Поделилась с ней множеством своих секретов. На миг у нее даже мелькнула мысль пригласить Лизу на вечер. Но она тут же из природного эгоизма отказалась от этой идеи: Берарди очень плохо знают Лизу и могут не одобрить этой ее вольности.
— Живее, живее, — дважды повторила она Карле, которая, не двигаясь, разглядывала ее одеяние. — Поторопись, ведь тебе еще надо надеть маскарадный костюм!
— Так я должна надеть маску? — не подымая глаз, грудным голосом, в котором звучало сомнение, спросила Карла.
Мариаграция засмеялась.
— Проснись, Карла, — сказала она, и ее испанская вуаль сразу заколыхалась. — О чем ты только думаешь?… Уж не хочешь ли ты отправиться на бал без маски?!
Она взяла дочь под руку.
— Идем, идем, не то мы опоздаем, — сказала она.
Карла машинально сняла шляпу и, тряхнув большой головой, с копной растрепавшихся волос, пошла за матерью. Испанская вуаль мягко колыхалась, ниспадая на большие, туго обтянутые бедра. Карла смотрела на мать, совершенно не меняющуюся с годами, верную своим привычкам, и ей казалось, что с ней самой сегодня ничего не произошло. «И все-таки, — подумала она, — нужно сказать маме о предстоящем замужестве».
