Осторожный Петрищев куда-то позвонил по телефону и, дождавшись прихода парочки милиционеров в форме, коих тут же усадил у стены, открыл сейф…
– Ну вот, – удовлетворенно кивнул Иван и, сняв со стула патефон и пластинки, поставил все на стол.
– Это еще зачем? – скривился следователь.
– Сейчас увидите… – Раничев накрыл все три перстня ладонью и тихо произнес заклинание. – Ва мелиск ха ти джихари…
Глава 18Осень 1405 г. Великое Рязанское княжество. Серенада солнечной долины
И темной ночью, и самым светлым днем
Так хорошо иметь свой дом.
Андрей Макаревич
Родной дом
…окутал кабинет следователя Петрищева.
А Иван очнулся в амбаре, за несколько секунд до взрыва… Вот она, граната… а вот мальчишка… Иван побыстрее – пока перстни еще светились – ухватил парня за волосы:
– Ва мелиск ха ти джихари…
Они успели за секунду до взрыва…
Очнулись где-то в стогу за городом, выбрались – по полю уже бежали люди.
– Господи, никак Гумново?! – узнавая своих оброчников, улыбнулся Иван.
А уж оброчные-то его поначалу не признали – как же, бритый! – едва бока не намяли, хорошо хоть Пронька поблизости случился, признал своего боярина.
Жена, дражайшая боярыня Евдокия, дома, не стесняясь дворовых, бросилась на шею:
– Любый мой, любый…
– Детушки как, Евдокся?
– Спят…
Старая нянька Настена поклонилась боярину в пояс. Улыбнувшись жене, Иван направился в детскую… Пронька догнал его на полпути:
– Там, во дворе, Мавря, колдунья…
– Зови! Впрочем нет, спущусь сам…
Старая ведьма в глухом, накинутом на голову капюшоне, стояла посередине двора и… улыбалась.
– Ты отвел беду, – тихо произнесла она. – Ровно в полночь двери закроются… закроются навсегда.
– А мои дети?
– Они будут жить и станут великими и славными витязями.
– Слава Богу!
Старуха пристально посмотрела на Раничева:
– У тебя осталось еще одно дело.
– Как так? – вскинул глаза Иван.
– Деньги… бумажный сор… Ты должен избавиться от него…
– Какие деньги?
– Найдешь… А как избавиться – знаешь.
Ведьма вдруг исчезла, словно ее и не было. Отвела глаза, – догадался Иван. Однако какие еще деньги?
Поднявшись в хоромы, он тщательно проверил карманы пиджака и брюк… так, одна мелочь…
Иван взял в руки конверт с пластинкой… показалось, уж больно толстый. Вытряхунл – ну точно, вот они, денежки… и много – три тысячи в купюрах образца сорок седьмого года! Завернутые в детскую газету «Пионерская правда»… Знакомая, черт возьми, газетенка! И записка… Маленький, торопливо вырванный из блокнота, клочок:
«Это тебе, Иван. Поверь, мне на жизнь хватит. Спасибо за все, надеюсь, еще увидимся. Надя»…. Надя… И деньги, завернутые в «Пионерскую правду»… Иван знал что делать. Накинул на плечи синий опашень, прихватил кольцо с голубым камнем…
– Ва мелиск ха ти джихари…
Синим ветром мелькнул опашень…
Раничев сразу и вернулся – только теперь перстни уже не светились. Ни один. А ночью была страшная гроза.
Иван наслаждался жизнью, растил детей и был добрым боярином для своих крестьян. А врагов и завистников быстро отвадил. Сам князь Федор Олегович уважал его, а думный дворянин Хвостин стал крестным отцом народившейся дочки. Все было хорошо, понятно и славно, лишь по праздникам из раничевских хором, пугая собак и слуг, доносились странные звуки.
Оркестр Гленна Миллера исполнял «Серенаду солнечной долины».
