Сюзанна высвободила руку, которую сжимала бабушка, и прижала ладони к щекам.
– Дедушка! – воскликнула она. – Пожалуйста, ничего не говорите ему, ради Бога!
Она почувствовала, что краснеет, и рассмеялась. Не прошло и суток с момента их знакомства, как дед уже пытается взять ее под свою опеку.
Неужели не прошло и суток? А она уже любит их всех. Так не бывает!
Однако это чудесно!
Должно быть, они не знают, вдруг подумала Сюзанна, какую роль сыграла виконтесса Уитлиф в судьбе ее отца – имя Питера не произвело на них впечатления.
С момента появления в доме родных Сюзанны Маркемы, а также Эдит с мистером Морли были достаточно тактичны, чтобы не мешать их встрече, и умудрялись встречаться с ними лишь за обеденным столом. После обеда Сюзанна с бабушкой прошли за Эдит в детскую посмотреть на Джейми, выбрав время, когда малыш не спал и был особенно весел.
– Мне, конечно же, хочется, – сказала Эдит, – чтобы вы видели его в самом хорошем настроении.
Они пробыли в детской больше часа: восторгались ребенком, передавая его с рук на руки и заставляя его улыбаться. Бабушка Сюзанны, пока они разговаривали, держала мальчика на руках и, когда тот начинал требовать внимания, успокаивала его воркующим голосом.
Именно в это время, как потом выяснилось, на пороге дома в Финчеме появился виконт Уитлиф с двумя своими зятьями и юным Флинн-Поузи.
Во время визита Уитлифа оба деда Сюзанны уединились с виконтом в библиотеке, в то время как все остальные остались в гостиной. Кто стал инициатором встречи, Сюзанне так никто и не сказал, а сама она спрашивать не стала, чтобы никто, не дай Бог, не подумал, что она в нем заинтересована.
Когда Сюзанна спустилась вниз, Питера уже не было.
Но она увидит его завтра на балу, напомнила она себе. И от одной этой мысли ее сердце было готово то ли упасть, то ли воспарить, повергая Сюзанну в полное смятение и расстройство.
Ей нельзя начинать думать, что невозможное может стать возможным.
Правда была такова, что Питер попросил двух почтенных джентльменов, остановившихся в Финчеме, о приватной встрече. С разочарованием узнав, что Сюзанна с Эдит в детской, он в то же время обрадовался: это обстоятельство значительно облегчало его задачу. Он попросил у Тео позволения на несколько минут занять его библиотеку, чтобы кое-что обсудить с полковником Осборном и его преподобием Клэптоном. Тео – с понимающей улыбкой – согласился.
После нескольких обязательных учтивых приветствий Питер перешел к делу. Вернее, полковник, свирепо хмуря брови и угрожающе покашливая в усы, подвел его к самому главному.
– Вы, Уитлиф, как я понимаю, – проговорил он, – вчера днем катали мою внучку в своем экипаже, даже не позаботившись взять с собой хотя бы грума на запятках.
Питеру показалось, что в спину ему уткнулось дуло дробовика.
Второй почтенный джентльмен смотрел на него вполне добродушно, ну разве что с едва заметным стальным блеском в кротких глазах.
– Это так, – признался Питер: лгать, будто у него на запятках был не один, а целых шесть грумов с острым, как у орла, зрением, которые следили за тем, чтобы все было благопристойно, не было смысла. – Завтра на рождественском балу я собираюсь просить руки вашей внучки, господа. А нынче я пришел за вашим благословением.
Накануне вечером ему пришло в голову, что поступить следует именно так. Возможно, Сюзанна отнесется к нему более благосклонно, если он получит благословение ее родных.
Но еще он подумал о том, что имя Уитлиф может оказаться им знакомо, а потому, обращаясь к ним за благословением, он, возможно, обрекает свои надежды на провал.
Его преподобие Клэптон, сидевший в кресле у камина, просиял.
Полковник, стоявший у письменного стола, свирепо нахмурился.
– Почему? – пролаял он. – Почему вы хотите жениться на моей внучке?
– Видите ли, сэр, я питаю к вашей внучке глубокие чувства, – отвечал Питер.
– Несмотря на то что она, когда у вас эти чувства возникли, была бесприданницей? – спросил полковник, и Питеру стало жаль солдат, служивших под его началом: жизнь у них, надо думать, была не сахар.
– Да, сэр, – отрапортовал Питер.
– Ну, значит, вы дурак, Уитлиф, – сказал джентльмен.
Питер изумленно вскинул брови.
– Если вы считаете, что любовь к мисс Осборн делает меня дураком, сэр, – проговорил он, – пусть так.
– И это, Кларенс, нужно признать, – мягко вмешался священник, – в высшей степени достойный ответ. Я склонен дать свое благословение.
– Хм-м… – протянул полковник, и Питер понял, что он очень доволен. – Что ж, Уитлиф, она больше не бесприданница. За ней приличное состояние. Что вы на это скажете?
– С вашей стороны, сэр, это очень благородно по отношению к мисс Осборн, – ответил Питер, – но мои чувства от этого никак не меняются.
– А что вы, молодой человек, можете ей предложить, кроме своих чувств, которые, насколько мне известно, товар ненадежный? – спросил полковник.
И Питер понял, что раз их разговор превратился в брачные переговоры, ему дали добро.
Итак, он заручился поддержкой двух почтенных джентльменов.
Что было, по его понятию, самой простой частью задуманного.
Глава 25
Никто не помнил, когда в Сидли устраивался такой грандиозный праздник. Несколько дней по всей округе только и было разговоров что о нем. Намеченный на рождественский вечер, этот прием стал для всех дорогим подарком от молодого виконта.
Питер всегда пользовался расположением соседей, которые восхищались им издалека, считая его в отличие от матери-виконтессы человеком добрым и отзывчивым. Теперь они получили тому подтверждение: Питер каждому самолично доставил приглашение, сопроводив его убедительной просьбой непременно почтить своим присутствием бал, чтобы отпраздновать Рождество с его семейством и друзьями, будто это они оказывали ему любезность.
От такого приглашения никто из соседей не отказался бы, даже имея на то причины. В предвкушении той радостной минуты, когда они чинно-благородно отправятся в Сидли, даже утренняя служба в церкви и традиционный гусь казались не столь привлекательными, как прежде.
Сидли в день Рождества мало чем отличался от прочих домов. В гостиной для детей устроили особый праздник, которым руководил сам виконт. К детям присоединились и многие родители, в то время как остальные взрослые, рассредоточившись в других комнатах, готовились к вечернему веселью.
Весь дом был украшен сосновыми ветками, ветками падуба, лентами и колокольчиками. В гостиной своего часа ждало рождественское полено,[3]а в центре с потолка свисала большая, прихотливо сплетенная «ветка поцелуев»[4]– плод усилий трех сестер виконта. Ветка, лишь только ее в сочельник приладили к потолку, стала предметом живейшего интереса и поводом для многочисленных смешков.
