Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
тоже приложить к документам. Егор Саныч нагнулся за пропуском, собрался, не глядя, убрать и его в карман, но отчего-то задержался, словно хотел ещё раз напоследок взглянуть в лицо мальчишки, улыбающегося с маленького пластмассового прямоугольника.
Впрочем, разглядеть на пропуске Егор Санычу мало что удалось — пропуск был испорчен, залит кровью, видимо, лежал в нагрудном кармане, когда кто-то выстрелил в пацана. Тёмное пятно почти полностью закрыло фотографию, только имя и фамилию можно было прочитать. Веселов Алексей Валерьевич. Но имя Егор Саныч и так знал.
Он почти всех их знал, этих мальчишек и девчонок с нижних этажей, с его нижних этажей. Вся их суетная, бестолковая жизнь проходила перед его глазами. Бесконечные шалости, дурацкие и порой опасные игры, драки, потасовки, выяснения отношений, которые постоянно устраивали эти юные и задиристые петухи — сколько их у него побывало, не счесть, с пробитыми головами, сломанными руками, колотыми и резаными ранами, но вот чтобы огнестрел… огнестрел — это уже не пацанские разборки, тут дело серьёзное.
Егор Саныч подошёл к уже ненужной капельнице и принялся отсоединять трубку от катетера. Делал он это не торопясь, основательно, вернее, делали руки, а мозг мучительно перебирал в памяти подробности прошедшей операции — по минутам, по секундам. Никаких неправильных действий не было, ошибок тоже, рука нигде не дрогнула — сам Мельников не провёл бы эту операцию лучше, — но он всего лишь хирург, а не господь бог, и не всех, увы, можно спасти.
И, тем не менее, каждый раз, переживая очередную неудачу, Егор Саныча одолевали сомнения: а правильный ли шаг он сделал, когда внезапно решил вернуться в хирургию, после стольких-то лет перерыва. Может быть, стоило оставить всё как есть, он уже не мальчик, да и отсутствие практики сказывается. Но когда в Башне пару месяцев назад приостановили этот чертов Закон, мысли о возвращении в профессию стали приходить к нему всё чаще и чаще. Скорее всего, эти мысли так бы и остались просто мыслями, вялым, непонятным желанием, если бы не Савельев и не та безвыходная ситуация, которые заставили его снова взять в руки скальпель. Именно после того случая он вдруг осознал, что может — ещё может. А раз может, значит, должен. Хотя бы попробовать.
Как он трясся — как мальчишка, едва окончивший ординатуру, — когда пришёл к Мельникову. На поклон пришёл, понимая, что Олег вправе ему отказать: и по причине потери опыта, и по другой причине, которую оба они, и он сам, и Мельников, хорошо помнили, хотя и никогда не поминали вслух. Но Олег не отказал, направил в больницу на сто восьмой, не самую лучшую, но Егор Саныч и этому был рад. Люди везде одинаковые, всем помощь нужна, и он с готовностью и энтузиазмом неофита принялся за работу. Помогал. Когда удавалось — спасал. Сегодня вот — не смог…
Егор Саныч ещё раз взглянул в сторону неподвижно лежащего на больничной койке Веселова и не удержался от вздоха. Жалко. Ведь мальчишка совсем, девятнадцать лет. Балбес, конечно, как и большинство парней с нижних ярусов, да только что это меняет? Да и родителям каково — такое узнать. Мать, наверно, с ума сойдёт с горя, хотя… Память Егор Саныча выудила из дальних закоулков сознания всё, что он знал о Веселовых. Не сильно много, но, кажется, мать его умерла… да точно умерла, лет семь назад, рак груди, рядовая история для их мира, чёртова мира, в котором они все выживают. Скрывала до последнего из-за страха перед Законом, а потом уж, когда невмоготу стало терпеть, пришла к нему — они все к нему приходили, словно у него было чудо-лекарство, а он сердился, ругал их последними словами, а они: ты уж чего-нибудь сделай, Егор Саныч, родненький. А что он мог сделать, что? К Анне, на пятьдесят четвёртый, на дожитие отправлял — Анна всех принимала.
А отец у этого Веселова, кажется, потом опять женился. Точно, женился. Они даже родили кого-то. Девочку, кажется. Да девочку, такую же белобрысую и лопоухую, как Лёшка. А Лёшка им совсем стал не нужен, ни отцу, ни молодой мачехе, ну и, как водится, пошёл по наклонной — наркотики, драки и… закономерный финал…
— Егор Саныч, Егор Саныч, — в палату вбежала Машенька. — Слава богу, вы тут! Ещё одного привезли. А Сидоренко в терапию вызвали, там подозрение на аппендицит.
Ковальков поднялся, прогоняя ненужные мысли, сосредоточился.
«Прости, Лёша Веселов, прости», — промелькнуло в голове.
— Что там? — он направился к выходу, Машенька побежала впереди него, к приёмному покою.
— Военные доставили, парень молодой. И снова огнестрел.
«Да что ж такое, — мысленно простонал Егор Саныч. — Что они там, с ума все посходили! Что за день такой?»
Санитары в приёмном покое уже перегружали парня с носилок на каталку. Егор Саныч подошёл, уткнулся в рану — слава богу, предплечье, кажется, ничего важного не задето, хотя… на парне тоже живого места не было — отделали будь здоров, словно одни и те же орудовали, которые и Лёшку Веселова до этого…
— Маша, на рентген его и скажи, пусть готовят вторую операционную. Срочно!
Медсестра выскочила за дверь. Санитары отошли к стене, ждали.
Он стал развязывать повязку — кто-то перевязал рану какими-то тряпками, похожими на разодранную рубашку, и неплохо перевязал, спасибо ему. Кровь почти остановилась. Рана слепая, жизненные органы не задеты. Поборемся.
Егор Саныч перевёл взгляд на лицо парня и с трудом сдержал вскрик.
— Всё готово, на рентгене ждут, операционную готовят, — Машенька вбежала, уткнулась взглядом в побледневшего Ковалькова. — Егор Саныч, вам плохо? Давайте я вам…
— Всё в порядке, Маша, — прервал он её. — Всё хорошо. Везите его на рентген, я буду в операционной.
— Точно всё хорошо? — Маша тревожно посмотрела на пожилого врача.
— Точно.
Этот бой Егор Саныч выиграл. Отбил мальчишку у смерти. Сегодня — один-один. Ничья. Он зашёл в послеоперационную палату, снова сел у койки, на этот раз у другой. И пацан, который на ней лежал, везунчик, что и говорить, потому что будет жить. Несмотря на страшные побои, несмотря на две трещины в ребре… этот — будет.
— Во что же ты опять влип, парень, — пробормотал Егор Саныч, вглядываясь в знакомое лицо.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
