выдержал и крикнул в трубку:
— Кто это хулиганит? Прекратите немедленно!
И услышал чей-то сдавленный шепот:
— Я знаю, что ты знаешь…
На проходной в театре Санек положил трубку и посмотрел на Ингу и Паредина:
— Ну как?
— Здорово получилось, — кивнул Паредин.
— Вы, Александр, неплохой артист, — улыбнулась Инга.
— Теперь он засуетится, — продолжал радостно Санек, — и тут-то мы его, тепленького, и возьмем. Прижмем к стенке: колись, гад!
Егорыч наблюдал за ними из-за стеклянной перегородки, отделявшей служебное место вахтера от общего помещения вестибюля.
— Вы чего там мудрите? — спросил он. — Кому названиваете? Вычислят номер телефона — мне шею намылят.
— Не вычислят, — сказал Санек, — там допотопный аппарат, я знаю.
— Смотри мне. И вот что: шли бы вы, ребята, по домам. Поздно уже. Хватит мне одного квартиранта там, наверху. Мирка мне за него еще даст жару. А чего это Аристархов так убегал из театра, как будто за ним гонятся? Вы его что — обидели?
Аркадий Серафимович и впрямь оставил их весьма поспешно. Признавшись, что записка написана именно им, но написана давно и к убийствам никакого отношения не имеет, он попрощался и, сославшись на головную боль, ушел.
— Вы ему верите? — спросил Санек, когда все трое вышли на улицу.
— Сложно сказать, — задумчиво проговорил Георгий, Аристархов — шкатулка с секретом. Вещь в себе. Очень и очень скрытный человек.
— Да они оба что-то знают — и Аристархов, и Козлов. Знают, но по какой-то причине не говорят, — сокрушенно сказала Инга.
— Выгоду, выгоду ищите, — констатировал Игнатов. — Значит, им выгоднее промолчать. Стало быть, оба что-то поимеют с этого дела.
— Какой цинизм! — возмутилась Инга. — Речь идет о раскрытии двух убийств, о поимке опасного преступника, а люди и в этом ищут свою выгоду!
— Жизнь такова, какова она есть, и больше никакова, — изрек Паредин.
Они еще немного поболтали о пустяках, потому что не хотелось расходиться по домам ни с чем. У всех троих остался неприятный осадок в душе после явного бегства Аркадия Серафимовича. Что мешало ему сказать правду? Чего он боялся? И не был ли он все-таки причастен к преступлениям?
— У него накопилась обида, — вернулась снова к этой теме Инга, — впрочем, как и у многих других.
— Но другие не писали подозрительных записок, — справедливо напомнил Александр.
— И вот что интересно, — заметил Георгий, — ведь он прекрасно знал о моих дружеских отношениях с Иваном Максимовичем и тем не менее, уже имея информацию о том, что обнаружили записку, принес мне и свою статью, написанную, кстати, от руки, и какие-то заявления, просьбы, объяснительные и так далее, написанные актерами — то есть, в сущности, образцы почерков.
— Как будто сам хотел, чтоб его вычислили, — подхватила Инга.
— Обычно преступники подсознательно хотят, чтобы их остановили, потому и становятся дерзкими и лезут, что называется, на рожон, — кивнул Паредин.
— Но он же не преступник, — возразила Инга, — или…
— Или, — иронически хмыкнул Георгии.
— Нет, он не может быть преступником. Да, он обижен, он в гневе, он хочет, чтобы Мира Степановна избавила театр от своего присутствия, но он же не сумасшедший, чтобы убивать ее любимых актрис. Что бы это дало ему, если бы это сделал он? Да ничего. Он, если бы дошел до ручки, скорее бы нанял киллера, чтобы убить саму Миру Степановну. Разве я не права?
Инга обвела взглядом собеседников.
— Вот что, — стал подводить итог Игнатов, — я предлагаю не гадать на кофейной гуще, а наметить план дальнейших действий. Первый этап расследования мы провели, можно сказать, вполне на уровне. Во-первых, нашли записку. Во-вторых, выяснили, кто ее написал. В-третьих, узнали, что у преступлений были свидетели. Как минимум двое — Козлов и Аристархов. Осталось расколоть их — и дело в шляпе. И после этого я оставляю свой холодильно-телевизионный бизнес и открываю частное сыскное агентство. Вас приглашаю на должности детективов. Согласны?
— Спрашиваешь! — бодро отреагировал Георгий.
— Да я еще во время съемок сериала поняла, что мое место — не на сценических подмостках, а в засаде на киллера.
— А вот это вы зря, — возразил Паредин. — Бог вам талант дал — извольте его реализовать по полной программе.
— Как же вы можете судить о степени моей одаренности, если не видели меня в работе? — съехидничала Инга.
— Ну почему же? — небрежным тоном произнес журналист. — Кое-что посчастливилось лицезреть и нам, убогим собирателям слухов и сплетен. Моей маман так приглянулся ваш кинематографический шедевр, что пару серий она записала на видео. Я имел честь их просмотреть. Должен вам заявить, что вы и в самом деле на редкость органичны и талантливы. Ваша девушка из провинции, Лера, которую вы там играли, невероятно трогательное и милое существо. Ее хочется оберегать и защищать. Рядом с ней каждый бы чувствовал себя настоящим мужчиной. Ради таких вот девушек мы готовы на подвиги. А то, как вы сыграли Натали, выше всяких похвал. Я в вашу Натали просто влюбился. Смотрел и думал — почему же я не Пушкин?!
— Ты… когда?.. Ты… откуда?.. Откуда ты про Натали-то знаешь? — воскликнула Инга. — Я же тебе не говорила о Натали! Это было в Самаре!..
— Это было в Самаре, — продолжил ее фразу журналист, — и это было в прошлом веке, в одна тысяча девятьсот девяносто седьмом году. Я как раз был на семинаре в этом городе. Нас повели в театр. И я на сцене увидел девушку своей мечты. Но — увы! — эта девушка жила аж в девятнадцатом столетии и была женой Пушкина и первой красавицей Петербурга… Куда уж нам со свиным рылом в калашный ряд… О такой девушке я и мечтать не мог. Не мог, не должен был, но все-таки мечтал. А потом встретил вас. Здесь, на скамеечке. С записной книжечкой в руках. Красивую и беззащитную. И почему-то не узнал. И лишь позднее, увидев на экране, я вспомнил все…
— Блин, я, кажется, лишний, — пробормотал Санек, — я отползаю.
Он сначала попятился, потом повернулся спиной к этой чудной парочке и почти бегом пустился прочь.
Вечер был тихим, переулок — пустым. Санек шел и разговаривал сам с собой.
— Красиво излагает, — говорил он и крутил головой в восхищении, — а у меня так сроду не было. Ну почему у меня не было такого?! Вот как я с Веркой познакомился? Я пришел ей чинить холодильник. Она выставила пузырь водяры. Я выпил, затащил ее в постель — и вся романтика. И с другими так же. А у этих… Вот блин! Я тоже так хочу!..
Георгий посмотрел вслед уходившему.
— Бедный парень, — скривился он, —
